Свой выбор - Рина Зеленая

Как ни странно, первая же попытка магу удалась. Он перенесся на порог дома предков. Но войти не смог.

Чуть позже он выяснил, что бабушка Аурелия умерла в тот год, когда Северус принял Метку. С волшебницей мало кто общался, а потому никто не смог рассказать Снейпу, что же стало причиной внезапной кончины этой женщины. Насторожило его тогда лишь то, что за каких-то пару лет магическая Британия лишилась не только последней Принц, но и многих других волшебников из старшего поколения.

А потом Темный Лорд переменился настолько, что поверил в какое-то глупое пророчество. И до Северуса начало доходить, что он ввязался не в перекраивание мира ради новой лучшей жизни, а в войну, которая заденет каждого. И заберет многое.

В минуты отчаяния или гнева Снейп являлся на порог Принц-хауса и пытался то кровью, то заклятиями открыть себе доступ в дом. Ему то хотелось спрятаться там ото всех, то спрятать в доме деда и бабки Лили, пусть даже и придется тащить ее силком. Но дверь оставалась нема к последнему потомку рода. И в войну, и теперь…

Ныне Северус приходил к дому Принцев лишь изредка. Тут ему хорошо думалось. И тут он мог хоть ненадолго побыть по-настоящему один.

Старый дом скрывали такие мощные чары, что мужчина мог сидеть на пороге дома, наблюдать за проходящими мимо магглами и не волноваться, что его кто-то заметил. Кажется, защита Принц-хауса мало чем уступала знаменитому дому Блэков. Тот, как утверждал Регулус, способен заживо сожрать любого, кто попытается забраться внутрь. Все же древние темные семьи хоть и были жестоки, но умели защищать свое.

— Жаль только, что я никогда не был здесь своим, — усмехнулся Снейп, затушил бычок о камень и распылил плотно свернутые листья табака щелчком пальцев.

Солнце едва-едва показалось из-за горизонта, подсветив клочья облаков алым и золотым. Пора было отправляться в Малфой-мэнор. Если Северус что-то и знал, так это то, что Рождество единственный праздник, кроме Дня рождения, когда Драко вскакивал с постели сам, без понуканий и угроз.

Глава 46. Рождество. часть 4

Гарри проснулся очень рано и долго лежал под теплым легким одеялом, наслаждаясь моментом. Это был первый праздник в его жизни, от мыслей о котором мальчик испытывал искрящийся, как лимонад, восторг.

— Я дома, — смакуя каждое слово, проговорил Гарри. — В своей постели. В своей комнате. Тут только мои вещи, моя одежда, обувь. У меня есть семья… Да, они — портреты, но это не так уж страшно. Главное… я для них важен. И они принимают меня таким, какой я есть. И заботятся, как могут. Учат, объясняют, успокаивают. Мне есть для чего и для кого стараться, ведь я не хочу… хех… позорить семью.

Поттер прикрыл глаза и улыбнулся, вспоминая, как прошлым вечером чудесно отужинал в компании домовиков и портретов. И ни на миг не ощутил себя одиноким.

— Я — волшебник. И учусь магии в самой настоящей волшебной школе. И у меня есть… наверное, все же уже можно назвать их друзьями. По крайней мере, я на это надеюсь.

После Дадли и его методов Гарри очень опасался рассчитывать на появление друзей. Не хотелось разочаровываться.

— Сейчас Рождество. И это первый год, когда я смог кому-то что-то подарить и, надеюсь, мне тоже прислали подарки.

Прежде Поттер люто ненавидел Рождество. Тетя Петунья еще в ноябре украшала входную дверь венком из искусственных еловых веток и восковых ягодок клюквы. В первые дни зимы Дурсли отправлялись к фотографу, чтобы сделать праздничный семейный снимок, и Гарри они никогда не брали с собой. После снимок тетя превращала в открытки, и они с дядей рассылали эти открытки знакомым, дядиным работникам, бухгалтеру, соседям и тетушке Мардж. В последующие дни тетя украшала дом омелой, веточками сосны. И уже ближе к Рождеству свое место занимали ель и три огромных носка. Как только из шкафа в комнате старших Дурслей извлекалась коробка с игрушками, Гарри под угрозой жестокой расправы запрещалось заходить в гостиную. И даже Даддерс мог получить нагоняй от матери, если трогал дорогущие стеклянные шарики.

Когда Дадли был маленьким, Дурсли все вместе каждый вечер смотрели рождественские фильмы в последние две недели декабря. После кузен начал фыркать и уходил к себе, предпочитая проводить время за компьютером, а не в компании родителей, но старшие традицию сохранили. И вечерами Гарри нередко прятался за косяком двери в гостиную и втайне смотрел все эти фильмы, пытаясь понять, почему его жизнь так отличается от яркой сказки на экране.

В кино жили красивые и счастливые люди. Эти люди любили и своих родных детей, и племянников, и даже сироток. А если что-то и шло не так, то появлялся добрый дедушка в алом костюме и с длиной бородой, чтобы или объяснить взрослым их ошибки, или просто одарить детей подарками за то, что они хорошо себя вели весь год.

Особенно Гарри нравился старый американский фильм «Чудо на 34й улице». Всякий раз Поттер представлял, что настоящий Санта, как в фильме, может просто ходить по улице среди обычных людей и вести самую обычную жизнь весь год, кроме одной единственной ночи в году, когда ему предстоит отправиться в путь и развести подарки всем детям на свете.

Вот только Гарри, почему-то, никто и никогда не привозил подарков. Мальчик лишь совсем маленьким верил в великого волшебника в алой шубе. Потом он понял, что подарки дарит не какой-то дедушка, а дядя и тетя. И они, конечно, даже не думали дарить Гарри что-то. Не считать же подарками отданные Поттеру старые носовые платки дяди Вернона или футболку Дадли, ставшую ему маленькой?

Возможно, будь Гарри понаивнее, он бы принял за Санту Дамблдора. Вероятно, директор и сам хотел напоминать детям этого персонажа.

— Вот только Альбус Дамблдор не Санта Клаус, — сказал себе Гарри, садясь. — Совсем не он.

Во время беседы в кабинете директора Поттер невольно взглянул на помещение магическим зрением и едва смог удержать лицо и ничем не выдать свой шок. Полки шкафов переливались и светились так ярко, что едва ли можно было рассмотреть плетение чар на каждом отдельном артефакте. Были тут и такие, от которых, наоборот, во все стороны распространялась тьма. А еще было то, что ощущалось как что-то родное и