Имперские войны. Цена Империи. Легион против Империи - Александр Мазин

Не дожидаясь возвращения раба, Алексей нацепил пояс с оружием, пригладил пятерней всклокоченную гриву и покинул спальню. Через просторную галерею он добрался до балкона. Там уже стоял тоже не выспавшийся Генка. И мрачно глядел вниз. Поздоровался. Тоже мрачно.

Вид с балкона открывался неплохой. В смысле видимости. А по сути – очень нехороший.

У ступеней «губернаторского» дворца собралась толпа тысячи в полторы. И толпа эта росла – с прилегающих улочек текли в нее ручейки антиохийцев.

Враждебных действий горожане пока не предпринимали. От шеренги из двух десятков стражников из городской когорты держались на почтительном расстоянии. Но насчет этих самых стражников Коршунов не заблуждался. Городская когорта – это не легион. По сути просто ополченцы, умеющие кое-как тыкать копьем и держать щит, не роняя его себе на ноги. На трех таких и одного легионера много. Впрочем, среди этой цепочки был и легионер. Бывший опцион. Он этими чучелами и командовал. Линейка стражи – трех десятков легионеров – сдерживала самых ретивых.

Пришел раб. С чашей. Коршунов выпил. Передернулся. Отдал чашу рабу. Прислушался к ощущениям… Вроде полегчало.

– Генка, – спросил Алексей. – А где твои головорезы?

– Праздник чертов, – буркнул Черепанов. – Отпустил я их. До прандиума.

То есть – до второго завтрака. Неудачно получилось.

Ага, а вот и молодежь! Агимар с приятелем. Заспанные, но в рабочем состоянии. Здоровые молодые организмы легко справлялись с похмельем, а побитости на морде – это вообще несерьезно.

Коршунов вышел в галерею.

– Сигисбарн, останешься со мной. А ты, Агимар, ноги в руки – и в конюшню. Скачи к Агилмунду и скажи, что я велел взять когорту и галопом – к дворцу наместника. Что стоишь? Бегом!

Герул умчался.

– Ну что, родич, – по-готски проворчал Коршунов. – Пойдем выясним, что за проблемы у нашего светлейшего наместника.

Причина народного волеизъявления оказалась проста: Геннадий ввел новый налог. На укрепление легионов. Причина этого эдикта Коршунову тоже была известна. Война с персами – на носу. Война же – это, в первую очередь, расходы. А возможная добыча и трофеи – только во вторую. Причем в случае с персами – с очень малой долей вероятности. Воевать с Ардаширом одними сирийскими легионами – это как верблюду на слона нападать. Оплевать и даже удивить можно, а вот победить – никогда.

Событиями на площади Генка был реально встревожен. То есть на его квадратном лице волнение никак не отражалось, но Алексей достаточно хорошо знал Черепанова, чтобы понять: обеспокоен светлейший наместник Сирии не на шутку.

– Может, вигилов подтянуть? Как думаешь?

– Я бы не стал, – ответил Коршунов, который лучше друга разбирался в социальных взаимоотношениях внутри сирийской столицы. – Вигилы ведь тоже в основном местные. И дисциплина у них… Сам знаешь, восток. Да ты не парься, я уже за своими пацана отправил. Думаю, часика через полтора подтянутся. Ты бы вышел, потолковал с ними…

– Я, Леха, и собирался. Но сейчас думаю: надо время потянуть. Сам знаешь: я долго говорить не мастер.

– Ладно тебе прибедняться, – улыбнулся Коршунов. – А вот женщин я бы из дворца убрал. На всякий случай.

– Уже, – ответил Черепанов. – Вот только твоей Насти не нашли.

– И не найдут. Она со своими… единоверцами. – Алексей криво усмехнулся. Никак не мог простить «христианам», как в Томах «братья во Христе» вместо помощи его за ворота выставили. И информацией поделились только, когда Генка с легионерами приехал и за глотку их взял. Пусть в Антиохии совсем другие люди, но – из того же садка. Медузы. Рабская кровь. Это, блин, навсегда[152].

– Тогда я сейчас пойду, – решил Черепанов. – Ты со мной?

– А сам как думаешь?

Вышли они, однако, не вдвоем, а вчетвером. Сам господин наместник, господин легат Алексий Виктор, его верный родич Сигисбарн Фретилович и один из эдилов[153], выбранный на эту должность с личной подачи наместника и поспешивший поддержать своего патрона. Не испугался эдил. Впрочем, такому пугаться – грех. Мужик, насколько было известно Коршунову, из первой Генкиной центурии. Ветеран.

Вышли и остановились на ступенях дворца – вроде как на трибуне.

Толпа, к этому времени достигшая уже пары тысяч, взволнованно загудела.

Черепанов поднял руку. Гул не то, чтобы стих, но заметно понизился.

– Люди Антиохии! – зычно крикнул Черепанов. – Я готов выслушать вас!

Толпа снова взревела с недетской силой. Понять что-либо было невозможно. Но Черепанов не спешил утихомиривать народ. Пусть поорут. Авось подостынут немного. Да и время…

За спиной Коршунова нарисовался Фульминат. Коршунов сразу взбодрился. Необученный сброд против Фульмината – как трава против газонокосилки.

Интересно, где шляется Красный?

Наконец до пестрого антиохийского сброда дошло, что если они хотят изложить свои требования, то надо, чтобы это сделал кто-то один.

Рев понемногу стих, и вперед вытолкнули прилично одетого господина со значком местной юридической школы. Отличной, кстати, школы, насколько было известно Коршунову. Такие крючкотворы из нее вылуплялись… Мама не горюй.

Хотя и судьи получались неплохие. И управленцы. Например, нынешний императорский корректор[154], присланный еще Пупиеном с Бальбином, тоже был ее выпускником. Но кушал из рук Черепанова. Вернее, его старого соратника Мания Митрила Скорпиона. Однако в данный момент это не имело значения.

Короче, патентованный юрист встал в позу и произнес речь. Довольно длинную, минут на пятнадцать, ссылаясь на разные законы, прецеденты и поправки. Но суть речи была проста. Народ не желал платить новую подать.

Антиохийская чернь восторженно внимала заковыристым юридическим терминам. Понимала наверняка еще меньше Коршунова. Слушали, как актера в цирке. Тем более, что многие понимали латынь с пятого на десятое.

Черепанов, впрочем, понимал всё. Законы местные он изучил очень тщательно, Законами Двенадцати Таблиц[155]не ограничиваясь. Но не настолько хорошо, чтобы играть в юридические игры с настоящим стряпчим. Геннадий и сам знал, что, как наместник, он не имел права вводить новый налог. Но практически все наместники плевать хотели на законодательные ограничения. Они считали провинции своими вотчинами и поступали соответственно.