Времена не выбирают. Книга 1. Туманное далеко - Николай Николаевич Колодин

Сергеевича газету «Известия» из никакой сделал лучшей. А уж с «Правдой» и вовсе никакого сравнения. И тут я сразил его сплетней, подслушанной по Би-Би-Си, что Хрущев видит в зяте министра иностранных дел. Дед даже поперхнулся от изумления. Но быстро согласился:

– А что, может, оно и к лучшему, может, так с китайцами замиримся.

Очень его отношения с Китаем волновали, тогда как меня и Софью Васильевну больше дела внутренние. Жить становилось, может, и веселей, но хуже и голодней. В магазинах понемногу стали исчезать некоторые продукты питания. Перестали продавать свободно белый хлеб. Мне повезло. Я со своей язвой получил в больнице справку, дававшую право на белый хлеб по списку. Документ вначале зарегистрировал в Ярославле, а потом привез в Бурмакино, тем самым обеспечив белым хлебом и мать, и стариков.

Они, надо сказать, за те сорок рублей, что я отчислял от своей зарплаты, кормили, как в ресторане. Завтрак: каша, бутерброды с мясом, кофе с молоком. Обед из трех блюд, ужин как минимум из двух, а если успею забежать между уроками, так еще и чай на полдник. Свои от куриц яички, свое от коз молоко, своя ветчина и окорока от кабанчика, забиваемого к осени. А какая это была ветчина! Дед коптил сам. Окорок подвешивался в трубе, печь топилась соломой, а не какими-то дровами, затем жгли ветви ореха и вишни. В остальные дни печь топилась своим чередом. И лишь недели две спустя окорок изымался из трубы. Какая же вкусная, духовитая, красивая без красителей это была ветчина, какой получался окорок! Приезжая домой, я не мог даже помышлять о чем-либо подобном. Ярославцы, как и вся страна, жили скудно.

Помню, приехав как-то на праздник то ли 1 мая, то ли 7 ноября, узнал, что с утра по спискам будут давать городские булки. Были такие с надрезом поверху вдоль всей булки. И к семи утра побежал в хлебный магазин по соседству, к которому был прикреплен. До девяти выстоял очередь и получил на руки те булки. Пришел домой, попил с матерью чайку с ватрушкой, испеченной матерью из мучных запасов, и отправился на демонстрацию славить советскую власть и Центральный Комитет КПСС. Сейчас все это видится бредом, но сейчас. А тогда мы были воспитаны на одном: пусть тяжело, но лишь бы не было войны!

Первого сентября я с самого утра в школе. Наблюдаю с интересом за первоклассниками, такими торжественными, такими нарядными. С улыбкой слежу за двумя пацанами, в нерешительности остановившимися у дверей уборной. На дверях буквы «Д» и «М». Решают, в какую идти. Тот, что повыше и повихрастее, объясняет:

– Дурак что ли? Буквы знаешь?

– Не все.

– А эти?

– Эти знаю.

– Так ясно же «Д» – для мальчиков, «М» – мадамская.

Тут подбегает девочка, третьеклассница примерно, и прямиком туда, где буква «Д».

– Эх ты, «мадамская», – смеется меньший.

В перемену в учительской рассказываю об увиденном. Все смеются. В том числе и учительница первого класса Нина Сергеевна.

– Что там буквы, – отсмеявшись, говорит она. – У меня в середине урока одна пигалица тянет руку. – Что тебе?

– Нина Сергевна? А у вас вся харя в мялу.

Так и веселились, пока не прозвучал звонок.

В конце первой смены меня поджидают ребята-старшеклассники.

– Николай Николаевич, давайте организуем баскетбольную секцию.

– Это не ко мне, к учителю физкультуры.

– Так Светлана сама нас к вам направила, я, мол, и мяча-то в руках не держала.

– Во-первых, не Светлана, а Светлана Николаевна, и чтоб я больше такого не слышал. Во-вторых, нужна баскетбольная площадка. Кто будет делать?

– Мы и будем.

– Хорошо, подумаю.

В перерыве второй смены разыскиваю учителя по труду. Он мужик деловой, спокойный и рассудительный. Абсолютно без образования, какие-то семь классов, еще довоенных. Работал на заводе токарем, но мог и слесарем, и кузнецом. Словом, на все руки от скуки. Ребята его уважают, им на дипломы наплевать с горки, главное – был бы человек. А он человек!

Передаю ему наш разговор с ребятами. Он даже не задумывается:

– Да сделаем, Николай Николаевич. Надо только площадку за школой разровнять, кустарник и чертополох вырубить да машины две песку высыпать.

– А где песок взять?

– Так Галина Ивановна пусть брата-директора попросит, на заводе и машина найдется, и грузчики, для них плёвое дело.

Отправляюсь в перемену к Галине Ивановне. Вновь пересказываю утренний разговор и свожу дело к машине с песком. Она соглашается. Вот это взаимопонимание!

Пару недель вместе со старшеклассниками корчевали двор, ровняли площадку в соответствии со стандартными размерами. Трудовик меж тем на пару с завхозом откуда-то доставили два обструганных, уже длинных ствола, которые стали столбами для баскетбольных щитов. Щиты также приготовили на уроках труда, а кольца сделали на заводе металлоизделий, на них натянули обрезанные снизу продуктовые авоськи, получились щиты с кольцами и сетками. Физрук Светлана привезла из города два новеньких баскетбольных мяча.

Вопрос о тренере решили сами ребята, они, оказывается, с самого начала считали, что тренировать их буду я, или, как они говорили за моей спиной, «Ник Ник». Выбора действительно не было, начал тренировать по вечерам и между сменами. Учил отбивать мяч от земли, бежать с мячом, убегать без мяча, и, конечно, главное внимание броскам: два очка – в штрафной, три – за её пределами. Теперь на площадке всегда было людно и шумно. Тренировались даже с первым снегом (правда, в штанах и курточках), и только с морозами тренировки прекратились. Но и то не из-за морозов. Директор отобрала и заперла у себя мячи:

– Мне еще больных из-за баскетбола не хватало.

На одной из последних тренировок я не среагировал на бросок, и мяч ударился в грудь. Баскетбольный мяч тяжел, при резком броске напоминает снаряд. И вот он угодил в меня. Почувствовав боль, прекратил тренировку. Уходя, слышал за спиной разборку с угодившим в меня специалистом:

– Ты что, охренел?

– Да я думал, он (то есть я) поймает его.

– Жопой думал! Вот заболеет он, и фиг нам не тренировки.

Я не заболел и уже на другой день пришел на площадку с мячом. Только в конце месяца, приехав домой, вздумал переодеться. Мать ахнула, ткнув рукой в направлении груди. Я посмотрел. Было отчего ахнуть. Левое верхнее ребро образовывало угол, контрастно смотревшийся на фоне ровной правой стороны груди. Я не понимал, откуда?

Мать подумала на худшее:

– Тебя били?

Тут до меня дошло: удар мячом на тренировке. Не понимаю, как я мог ходить со сломанным ребром и даже играть? А ребро, со временем заплывшее,