Фидель Кастро - Максим Макарычев

Внутри божок был полый, потому что, согласно санте–рийским представлениям, «умиротворять» божество надо, наполнив его внутренности пожертвованиями – палочками, костями мертвых, кровью животных.

Первым владельцем божка был африканский колдун, вождь одного из племен йоруба, той самой народности, чьи верования легли в основу сантерии. Божок попал к испанским колонизаторам, вывозившим рабов из Африки в Южную Америку, а после войны за освобождение Кубы в конце XIX века к известному колдуну из города Тринидад. Потом он таинственным образом очутился у Эрмелиндо, брата Батисты, который являлся практикующим сантеро. Некая Мария, которая была крестной Батисты в сантерии, сказала, что божок будет защищать его и приносить удачу.

В 1950 году божок был уже в плохом состоянии, и Фуль–хенсио Батиста отправил своего брата в Бельгийское Конго, чтобы его талисман отреставрировали. В Африке местные колдуны привели божка в порядок, поменяли металлическую основу, но не тронули ракушки, браслеты и колье.

Тут настало время напомнить один примечательный эпизод. В 1957 году члены «Революционного директората» во главе с Хосе Эччеверия ворвались в президентский дворец и лишь чудом не схватили Батисту – он ушел через черный ход на верхние этажи. После этого пошли разговоры, что диктатор уцелел благодаря божку, который якобы «предупредил его». Действительно, тогда Батиста «разминулся со смертью» на несколько минут. В ночь на 1 января 1959 года Батиста бежал с Кубы, но не успел взять с собой талисман, висевший на входной двери его виллы в местечке Кугини. Повстанцы, среди которых были сантеристы, забрали драгоценный талисман диктатора с собой. Позже Батиста, уже находясь в эмиграции, пытался через посредников вернуть себе свой талисман, предлагал за него сотни тысяч долларов – гигантскую сумму по тем временам. Но неизменно получал отказ. Божок был передан Рене Вайехо, знавшему его истинную цену и искавшему его. Говорят, что он выкупил его за большие деньги.

Незадолго до своей смерти в 1969 году Вайехо рассказал эту историю Хуану Вивесу и попросил его отвезти божка гаванским ремесленникам, чтобы те отреставрировали его. Через несколько дней после этого врачи определили у Вай–ехо опухоль головного мозга. Стадия заболевания была настолько критической, что врачи даже не отправили его в больницу, а привезли необходимую аппаратуру к нему домой. Спустя несколько дней Вайехо умер. Вивес утверждает, что, когда в 1979 году он рассказал эту историю Селии Санчес, она якобы была крайне удивлена и ответила ему, что Вайехо зря расстался с божком. Вивес сказал, что хочет отдать божка Селии Санчес перед тем, как уехать во Францию. Но она ответила, что «святые сантерии сказали, что ей осталось мало». А в 1980 году, уже находясь в Париже, Ви–вес узнал о смерти Селии Санчес от рака крови[523].

Но вернемся в конец 1960–х и продолжим рассказ о ближайшем окружении Кастро. Молодой и амбициозный министр образования, бывший мэр Гаваны Хосе Льянуса находился в хороших отношениях с Селией Санчес и Рене Вайехо. Кастро он нравился энергичностью и большой работоспособностью. На Кубе известна фраза Фиделя: «Дайте мне десять Льянус, и я переверну страну». У министра образования был довольно широкий участок работы: он владел ситуацией в среде учащейся молодежи всех возрастов – будущего Кубы, – а также контактировал с представителями интеллигенции и преподавателями, то есть с тем срезом общества, где часто рождаются прогрессивные и «вольные» мысли.

Особое положение занимал Мануэль Пинейро, ставший после победы революции начальником кубинской разведки, несмотря на то, что его родные братья жили в США и он был женат на американке. Хотя почти все его родственники проживали в США, Пинейро оказывал колоссальное влияние на формирование внешней политики Кубы. Имея в 1960 году в подчинении всего 30 человек, за несколько лет Пи–нейро превратил кубинскую разведку в самое эффективное силовое подразделение страны, обладающее разветвленной агентурой. Его люди были во многих кубинских учреждениях, а разведывательный аппарат поддерживал связи с различными революционными движениями за рубежом. Пинейро пользовался безграничным доверием Фиделя Кастро и руководил всеми операциями по развертыванию партизанского движения в Латинской Америке. И знал, когда и в какой момент надо сказать Фиделю Кастро то, что он хочет услышать.

Особенностью кадровой политики кубинского руководства было то, что на Кубе, в отличие от СССР, не придавали значения анкетным данным или моральному облику коммуниста. У кубинцев не вызывало беспокойства то, что глава разведки страны женат на иностранке. В то время как в СССР считалось недопустимым, чтобы человек, имеющий родственников за границей, работал в органах КГБ. Если в СССР партиец, уличенный в интимных связях на стороне, рисковал именем и карьерой, то на Кубе такую аморалку попросту не принимали в расчет. Там традиционно спокойно относятся к тому, что мужчина, кроме официальной жены, имеет подруг и детей на стороне.

Отличительными чертами «ближнего круга Кастро» были именно личное доверие Фиделя, вовлеченность в деликатные стороны его жизни, а также единение на основе «не особой любви к Советскому Союзу». Отношения Селии Санчес с кубинской компартией, провозгласившей в 1970–е годы научный атеизм, вообще были загадкой. Она никогда не говорила, что является членом коммунистической партии, предпочитая называть ее «нашей» или «кубинской» партией. Вайехо вообще никогда не рассуждал на политические темы. Льянуса во время выступлений перед кубинскими учащимися часто критиковал советскую политику. Пинейро были больше близки идеи национально–освободительной борьбы в Латинской Америке.

В партийном осуждении «группы товарищей» во главе с Анибалом Эскаланте отразилось стремление Гаваны проводить независимую политику. После того как Куба обвинила

СССР во вмешательстве в ее внутренние дела путем поддержки и солидарности с раскольнической группой, в Вашингтоне потирали руки, думая, что Куба и СССР рассорятся окончательно и тогда Остров свободы можно будет брать голыми руками. О многом говорит содержание перехваченного советской разведкой циркуляра Госдепартамента США «О положении на Кубе», направленного в начале 1968 года в американские посольства в странах Латинской Америки. Согласно этому циркуляру, США были «не намерены осуществлять против Кубы военные меры». «Мероприятия против Кубы будут проводиться лишь в рамках решений, принятых на 12–й консультативной сессии министров иностранных дел стран—членов ОАГ. Однако, наряду с этим, имеется в виду в политике по отношению к Кубе использовать разногласия между СССР и КНР, добиваясь углубления этих разногласий. Такая политика в конечном счете должна привести к ослаблению кубинского режима, так как Куба в перспективе лишится материальной и моральной помощи социалистических стран, если она еще более интенсивно будет отстаивать китайскую линию»[524].

Но Фидель вовсе не собирался сближаться с Пекином, «…если бы китайцы потребовали от кубинцев признать, что Пекин является центром подлинного коммунистического движения, а Мао его пророком, – сообщала советская рези–дентура, – <…> то Фидель Кастро не только откажется пойти на это, но и сам предложит, чтобы китайцы признали Гавану центром революции»[525].