Три килограмма конфет - Нельма

— Как оказалось, грипп очень долго и тяжело лечится, — ехидно усмехнулась Натка без тени смущения на лице, — а я ещё подхватила какой-то козлиный.

Насколько мы с Ритой предпочитали всё держать в себе и играть в молчанку, стыдясь своих чувств и слабостей, настолько же Наташа свободно и открыто говорила обо всём, что беспокоило её. Выплёскивала своё негодование, делилась сомнениями, спрашивала совета, впрочем, не всегда вслушиваясь в ответ, — просто избавлялась от накопившегося внутри и сразу успокаивалась, приободрялась и продолжала жить, как и всегда, легко и непринуждённо.

Вот только теперь-то я знала, что на самом деле спрятано под толстым и плотным слоем «легко» и декоративным блестящим напылением «непринуждённо».

— Как там Рита? Я до сих пор ещё без телефона, не смогла ни с кем из вас связаться, — спросила Натка, спрятав взгляд в недра собственной сумки, где очень наигранно что-то искала.

— Она… — я замялась, совершенно не зная, что можно сказать. Нормально? Плохо? Лучше, чем могло быть? Запуталась? Ошибается? — Это в двух словах не расскажешь.

Колесова вылезла из своей сумки, посмотрела пронзительно на моё задумчиво-нахмурившееся лицо и решительно сказала:

— Значит, нам всем нужно поговорить.

***

На протяжении первого урока я упорно смотрела в сторону Наташи, всё опасаясь, что её появление мне просто привиделось и она вот-вот развеется в воздухе, как мираж. К счастью, она никуда не исчезла, а у меня появилась возможность досконально изучить подругу, к моему огромному удивлению выглядевшую намного лучше, чем до своего побега. Болезненная отстранённость и нервозность сменились на живость и энергичность, осунувшееся лицо с тёмными кругами под глазами теперь светилось здоровым румянцем, и даже её привычка шептать мне на ухо какие-нибудь шутливые комментарии касаемо учителей и одноклассников тоже вернулась.

Если бы я не знала, где и с кем она провела последние недели, то всерьёз решила бы, что Колесова отдыхала на каком-нибудь элитном курорте, оградив себя от стресса, и спасала истощённый организм свежими фруктами, морским воздухом и мягким климатом.

С одной стороны, я была очень за неё рада, с другой — находилась в некотором смятении и совершенно не понимала, что происходит. А до возможных ответов на мои вопросы нужно было как-то вытерпеть ещё целых два урока, казавшихся как никогда скучными и унылыми.

А вот спустя каких-то несколько минут после звонка на перемену моя жизнь вмиг заиграла яркими красками, а в кровь бурным потоком хлынул адреналин, потому что в наш кабинет бесцеремонно ввалился Максим. Решительный и суровый, с кровожадной ухмылкой на лице, чуть сдвинутыми к переносице бровями и настолько откровенно агрессивной аурой, что почти столкнувшаяся с ним дверях одноклассница резко отшатнулась в сторону с неподдельным испугом.

Он приближался к нам, а я никак не могла выключить доведённый до автоматизма режим влюблённой дуры, из-за которого только что слюнями тетрадь не заливала, жадно ловя каждый его размашистый шаг. Любовалась широким разворотом плеч, красиво подчёркнутым школьной белоснежной рубашкой, чуть взъерошенными на макушке волосами — видимо, совсем недавно он запускал в них ладонь, над чем-то раздумывая, — и даже недовольно скривлёнными пухлыми губами с привкусом кофе, до сих пор слегка ощущавшимся на языке после наших утренних поцелуев.

— Слухи не подвели, — сухо кинул Иванов, остановившись напротив нашего стола и скрестив руки на груди, чем ясно дал понять, ради чего — точнее, кого — пришёл сюда. Я нервно поёрзала на своём стуле, еле заметно тряхнула головой, отгоняя от себя ненужные мысли и образы, только мешающие сконцентрировать внимание на главном.

Кажется, он обещал свернуть Наташе шею за то, что она потащила меня вслед за собой на ту квартирную вечеринку. И слишком наивно надеяться, что ему вдруг захочется сменить гнев на милость, тем более не понаслышке зная о его вспыльчивости.

А я всё равно никак не могла отвести взгляд от тёмно-синего галстука с чуть ослабленным у шеи узлом и треугольным кончиком, призывно болтающимся прямо на уровне моих глаз. Схватиться бы за него, зажать в кулак и медленно потянуть на себя, чтобы Максиму пришлось согнуться, наклониться ко мне ниже, ближе, остаться на таком мизерном расстоянии, с которого хватило бы одного короткого рывка вперёд для нашего поцелуя.

До чего же он хорош! У меня не получалось сдержать собственный восторг и перестать мысленно облизываться на него. А может быть, и не только мысленно — мой самоконтроль скатился к нулю и тело двигалось исключительно по велению заложенных природой рефлексов.

— Давно не виделись, Иванов, — как ни в чём не бывало отозвалась Натка, то ли правда не осознавая нависшую над ней угрозу, то ли с привычной храбростью предпочитая её игнорировать.

— Да уж, давненько, — согласно кивнул он и усмехнулся, оценив её выдержку. Со стороны ничего не предвещало беды: у него и раньше случались внезапные периоды ненависти ко всем живым существам в радиусе километра, когда надменность и самовлюблённость тянулись за ним стойким шлейфом, перебивая даже аромат одеколона. Только я слишком хорошо знала этот кошачий взгляд с лёгким прищуром, увидев который стоило затихнуть, испуганно сжаться и постараться максимально слиться с окружающей средой, а лучше — развернуться и бежать, что есть силы.

Колесова явно не собиралась бежать. И её невозмутимое выражение лица и бровь, приподнявшаяся в удивлённо-вопросительном жесте, никак не походили на попытку не выделяться лишний раз. А Максим буравил её раздражённым взглядом и мрачнел на глазах, продолжая играть в гляделки.

Не знаю, сколько времени прошло: несколько минут или секунд, потому что я наблюдала за ними так напряжённо, что мир вокруг расплылся и передвигался, как в замедленной съёмке, а звуки еле пробивались сквозь вату, набившуюся в уши. Но когда он резко облокотился ладонями о наш стол, я вздрогнула и чуть не подпрыгнула на месте от неожиданности и испуга, совсем не ожидая от него такого быстрого перехода от ярости контролируемой, бурлящей внутри, к ярости открытой.

— Ничего не хочешь сказать? — процедил Иванов, выдержки которого ещё хватило на то, чтобы понизить голос и не порадовать наших одноклассников назревающим скандалом.

— А что я должна тебе сказать? — нагло уточнила Наташа, картинно хлопнув ресницами и изобразив полное непонимание всех предъявляемых к ней претензий.

Получалось у неё на удивление хорошо. Я раньше и не замечала за ней подобных талантов, всегда считая подругу не то что глупой — скорее, слишком прямолинейной и бесхитростной, простой и понятной, из того типа людей, кто не привык усложнять себе жизнь или искать проблемы на пустом месте. А оказалось, что она лишь отыгрывала свою роль настолько хорошо, что никто не отличил идеально скроенную маску от её истинного лица.

— Не мне, — покачал головой Максим, — а Полине. Хочу послушать, как ты будешь извиняться и объяснять свой блядский поступок.

— Максим, — прошептала я еле слышно и по инерции накрыла его ладонь своей, пытаясь скорее обратить на себя его внимание. Отвлечь, образумить, успокоить — сделать что угодно, чтобы перестать чувствовать себя настолько беззащитной перед яростью, направленной даже не на меня. — Максим, не надо.