Дмитрий Донской - Николай Борисов

Вторым оригинальным элементом политического наследия Дмитрия Донского было идейное обоснование отказа от подчинения ордынскому «царю». Эта тема «царя Русского» сто лет спустя трубно зазвучит в «Послании на Угру» ростовского архиепископа Вассиана. Обращаясь к своему духовному сыну Ивану III, Вассиан убеждает его отказаться от старой парадигмы «вавилонского плена» и безусловного подчинения ордынскому «царю». «Аще ли же еще любопришися и глаголеши, яко: „Под клятвою есмы от прародителей, — еже не поднимати рукы противу царя, то како аз могу клятву разорите и съпротив царя стати“, — послушай убо, боголюбивый царю, аще клятва по нужди бывает, прощати о таковых и разрешати нам повелено есть» (26, 530).

Вассиан убеждает государя в том, что не он должен подчиняться ордынскому «царю», а напротив, этот самозваный «богостудный и скверный» правитель должен подчиняться Ивану как «великому Русских стран христианьскому царю» (26, 530). Именно так — или примерно так — говорили Дмитрию Донскому его патриотически настроенные советники из числа придворных клириков.

Ни первая, ни вторая оригинальная стратегия Дмитрия Донского не были востребованы в правление Василия I (1389–1425) и Василия II (1425–1462). То было время других людей и других проблем. И даже победоносный «государь всея Руси» Иван III был далек от наступательного энтузиазма своего прадеда.

Понятно, что при такой ситуации и образ Дмитрия Донского, и воспоминания о его победах не могли отлиться в формы общегосударственного культа. Память о Дмитрии жила лишь как часть семейной истории московского княжеского дома. Судя по всему, ее главными хранителями были княгиня-вдова Евдокия Дмитриевна и удельный князь Юрий Дмитриевич Звенигородский. Княгиня выстроила в Московском Кремле каменный храм в честь Рождества Богородицы (1393 год). Согласно церковному календарю этот праздник отмечается 8 сентября — в день Куликовской битвы. Полагают, что «княгиня построила свой храм в память Куликовской победы» (116, 253). Другим памятником героической эпохе Дмитрия Донского стал каменный собор Троице-Сергиева монастыря (1423 год). Главным жертвователем источники называют князя Юрия Звенигородского — крестника Сергия Радонежского (116, 311). Можно полагать, что в борьбе за власть с Василием Темным и Софьей Витовтовной удельные князья позиционировали себя как продолжатели традиций Дмитрия Донского.

Наступательная стратегия по отношению если не к Степи, то во всяком случае — к оседлым государствам наследникам Золотой Орды приобретает актуальность только в конце XV — начале XVI века. Переход окрепшего Московского государства к наступлению на Казанское ханство, которое на Руси рассматривали как прямого наследника Золотой Орды, требовал соответствующего исторического обоснования. Традиционалистский характер средневекового политического мышления предполагал выстраивание соответствующей ретроспективы. У ее истоков естественным образом оказались Куликовская битва и ее главный герой — князь Дмитрий Иванович. Именно тогда, по мнению ряда исследователей, создается эпическое «Сказание о Мамаевом побоище». Вероятно, это был своего рода «государственный заказ» (258, 100).

В этой связи интересен вопрос о времени возникновения исторического прозвища князя Дмитрия Ивановича — «Донской». Оно устойчиво встречается в Степенной книге (1560-е годы) (68, 71; 68, 322). Однако есть основания полагать, что это прозвище стало употребляться значительно раньше — в первой четверти XVI века (258, 103).

Превратившись в массовом сознании в своего рода «основоположника» экспансии России на восток, князь Дмитрий становится одним из любимых исторических персонажей Ивана Грозного. Победитель Казани нарекает в его честь одного из своих сыновей (258, 103). Благодаря запечатленному в «Сказании» эпизоду с поездкой князя Дмитрия перед битвой за благословением к «великому старцу», на чело героя Куликова поля ложится отблеск славы главного московского святого — преподобного Сергия Радонежского. Разработанный Иваном Грозным сценарий победоносного похода на Казань в основных своих моментах повторял сценарий похода Дмитрия на Куликово поле, включая и поездку в Троицкий монастырь. Огромный шатровый храм, построенный Иваном Грозным в Московском Кремле в честь взятия Казани (к сожалению, не сохранившийся), был освящен во имя преподобного Сергия Радонежского.

Так произошло превращение князя Дмитрия Ивановича из реального исторического персонажа в знаковую фигуру русской истории. Последующие века лишь укрепили эту заложенную Василием III и построенную Иваном Грозным мифологическую конструкцию. «Мамаево побоище» стало золотой легендой русского средневековья — легендой, в основе которого лежали действительные подвиги князя Дмитрия Ивановича и его соратников.

Удивительное единение земного и небесного, власти светской и власти духовной, проявившееся в эпизоде с благословением князя Дмитрия преподобным Сергием Радонежским и участием в битве двух иноков, стало неотъемлемой частью национального исторического мифа. И потому все попытки поставить под сомнение достоверность этой истории так и останутся в замкнутом круге ученых споров. Заметим, что слово «миф» в нашем контексте означает определенным образом выстроенную совокупность представлений о событиях прошлого. Создание исторического мифа есть процесс длительный и сложный, в котором участвуют как власть имущие, так и народные массы. Исторический миф не следует путать с банальной фальсификацией истории в сиюминутных политических интересах.

В «энциклопедии российской исторической мифологии» — скульптурах и барельефах знаменитого памятника «Тысячелетие России» в Новгороде (1862 год) — почетное место отведено и скульптуре Дмитрия Донского.

Художественным воплощением поэтичного мифа о Куликовской битве стал храм во имя преподобного Сергия Радонежского на Куликовом поле. Построенный в 1914 году по проекту архитектора А. В. Щусева, он возродил древнюю традицию постройки храмов-памятников в честь великих исторических событий. Расположенная неподалеку огромная чугунная колонна — дань памяти героям Куликова поля от императора Николая I — выглядит несколько помпезно. Однако будем снисходительны к ее создателям: простор знаменитого поля требовал небывалого по размерам сооружения, а воинственная атрибутика позднего классицизма была по нраву незабвенному императору.

Память Дмитрия Донского оказалась востребованной и в советское время. Уже в 1930-е годы вырисовывается новое, «потребительское» отношение к истории, предполагавшее, в частности, и своего рода культ знаменитых полководцев, государственных деятелей, лидеров народных движений и революционеров. В это избранное общество попал и Дмитрий Донской. В знаменитой речи Сталина на параде 7 ноября 1941 года он был упомянут в ряду других «великих предков» — Александра Невского, Минина и Пожарского, Суворова и Кутузова. В годы Великой Отечественной войны на пожертвования верующих и средства Русской православной церкви была построена танковая колонна «Дмитрий Донской». С тех пор место великого князя Дмитрия Ивановича в отечественном пантеоне славы окончательно определилось.

В наши дни образ Дмитрия Донского нашел воплощение не только во многих произведениях литературы и живописи, но и в бронзе монументов. Это и скромный памятник великому князю на Куликовом поле, и пафосный конный памятник в Коломне, и камерный «семейный» памятник Дмитрию и Евдокии в Москве у храма, посвященного преподобной княгине Евфросинии Московской, и гранитная стела с бронзовым медальоном на бульваре Дмитрия Донского в Москве. Памятник Дмитрию Донскому есть и в подмосковном городе Дзержинском. По преданию, он останавливался в этих местах по пути на Куликово поле. Здесь князю явилась чудотворная икона святого Николая Мирликийского. В память этого события был основан Николо-Угрешский монастырь.