Девятое кольцо, или Пестрая книга Арды - Ира Аллор

Но, похоже, скоро в столице будет веселее…

* * *

Неделю спустя.

Это было уже десятое приглашение от Зимрадуна (вот уж бриллиант так бриллиант!), и подыскать достойную причину для отказа показалось труднее, чем наконец соизволить согласиться. Впрочем, любезный верноподданный Зимрадун, будешь ли ты действительно рад? По крайней мере, твой прилизанный особняк, сочащийся роскошью, битком набитый «хорошим обществом», слегка пошатается…

Под утро.

Было презабавно: хозяин крутился вокруг, ловя каждую благоглупость из моих уст, а гости слегка вздрагивали от каждой вполне невинной вольности. Я потешался как мог, чтобы не уйти на Пути от скуки, и порой не без некоторого удовольствия наблюдал, как в глазах у Зимрадуна появляется выражение гончей, напавшей на след, а лоб ломает буря морщин от натужного желания запомнить мои крамольные замечания, дабы нынче же ночью настрочить донос и передать куда следует. То есть он не позднее завтрашнего дня ляжет на стол к моему приятелю Ломизиру, а вечером того же дня я уже буду держать его в руках, скучающе оценивая ораторские способности пишущего и отмечая стилистические погрешности…

Впрочем, я бы все же быстро пресытился шпильками, коими размахивают фехтовальщики словесных дуэлей, если бы не заметил у окна Саурона, с легкой улыбкой втолковывавшего нечто паре восторженных юношей. Еще раз изящно взмахнув рукой, он покинул своих собеседников и направился в нашу сторону. Приблизившись и взглянув на меня так, словно вокруг голая степь, он представился и поинтересовался, имеет ли он честь беседовать с благородным Аллором. Я отметил, что мы еще не беседуем, и предложил исправить это упущение.

Странно он общается — словно большая его часть находится не здесь. Вежлив, обаятелен, предупредителен — но все это выглядит так, будто он отдал команду внешней своей оболочке говорить и двигаться, а внутри… Взгляд, устремленный на тебя и сквозь тебя. Я улыбнулся еще шире и поинтересовался различием некоторых терминов, касающихся живописи, в синдарин и нолдорин. Хозяева чуть не отскочили за пределы слышимости (эльфийская крамола!), а Саурон слегка помрачнел. Кажется, что-то еще из глубин его сущности подтянулось к взаимодействующей с миром оболочке, словно рыбина поднялась со дна почти к самой поверхности. Я светски пояснил, что вопросом сим задался, разбирая рукопись по технике фрески, хранящуюся в нашей родовой библиотеке в Андуниэ и принадлежащей, по преданию, перу самого Келебримбора. Гортхауэр (а при общении я обращаюсь к нему так), внешне ничуть не смущаясь, поддержал беседу, вполне лестно отозвался о творчестве того же Келебримбора, потом беседа пошла об искусстве вообще.

Похоже, разговор его несколько увлек, создалось ощущение, что доля его присутствия растет. Так и проболтали до конца приема, потягивая хозяйское вино.

Предвкушаю завтрашнее прочтение доноса…

* * *

Распорядиться заложить выходящие на главную улицу окна залы — безумно раздражают чуть ли не ежедневные марши. Витражи, естественно, сохранить.

* * *

Вместе с Урехилом и Белизиром переоделись матросами и болтались по порту и окрестностям. Закончили похождения в кабаке «Морская свинья», где Урехил за количество выпитого удостоился переходящего звания «Морской боров», — чрезвычайно изысканно. Всегда забавно наблюдать, как он перевоплощается из аристократа в мужлана…

* * *

Третий день сижу над переводом с синдарин малоизвестного варианта «Ле о Лейтиан». Очень вероятно, что вещь не эльфийская, хоть автор знал язык очень неплохо. Просто некоторые обороты и ряд логических связок ближе к людскому сознанию. Во всяком случае, свиток старый, и пергамент, и чернила соответствуют.

Людское сознание, эльфийское сознание… Знаток нашелся! У самого-то — какое? Часто слышу от окружающих, что мыслю не по-человечески, причем непонятно, хорошо это или нет. Впрочем, иногда отношение однозначно: чужой. Иных это восхищает и интригует, других — раздражает. Что делать, мне иногда трудно не смотреть со стороны на остальных, часто кажется, что я — вне. Словно из-за стекла за всеми наблюдаю. Некоторые считают это высокомерием (будто стекло — обязательно лупа), и особо не хочется их разуверять.

* * *

Ну вот, как по заказу, — только поразмышлял о людях и нелюдях, как заполучил иллюстрацию живьем. Почтенный Сафаназир на приеме пустился в разглагольствования о расовой неполноценности и, соответственно, о преемственности господства рас же. Мол, люди — совершенное творение Эру, а эльфы — декоративный придаток людской цивилизации…

Теперь он будет говорить очень тихо, если вообще сможет, — на дуэли я повредил ему горло. Не надо было с таким покровительственным выражением лица втягивать меня в ученый спор, не продумав стиль аргументации…

Странно, что при всем известном эльфийском происхождении правящей династии, к коей и я принадлежу по крови, явным эльфинитам вроде меня приходится чуть ли не оправдываться за свои удлиненные глаза и островатые уши!

Конечно, вот дядя — это да, типичный дунадан, плоть от плоти народной, образцовый Человек. Подлинно народный Владыка…

* * *

Все меньше причисляю себя к людям. Может, отправиться к Элронду на материк? Впрочем, уж там-то я буду именно человеком. Тем более что, даже если и проживу больший срок, чем средний человек, все же состарюсь, а стариться в окружении эльфов — печальное зрелище и занятие, сожаления достойное…

* * *

Пару месяцев спустя.

Вчера опять заходил Гортхауэр. Вечеринка была в разгаре, и уже наметилось центробежное движение к нишам и углам. Майа прошелестел по залу, рассыпая приветствия и комплименты, покружил, как бабочка по цветам, и добрался до меня.

Очень скоро вокруг собрался народ — каждый из нас вечно собирает публику, а уж вдвоем…

Постепенно все же большинство заснуло или уединилось, кого-то унесли слуги, а мы все болтали, покуривая кальян.

Может же он пить, не пьянея. Мне это тоже свойственно, но не в такой же степени! Неужели ему могло показаться, что я задался целью его перепить? Смешно. И вообще, что-то глубоко внутри не отпускает, не позволяет расслабиться полностью, некая льдинка, которую не растопить ни беседой, ни выпивкой, ни объятиями… А сейчас — особенно. Что-то есть в нем, помимо располагающей утонченности, что-то, заставляющее быть внимательным. Возможно, потому что я ни на минуту не забываю, кто он?

Заметив, что я перестал пить, он окинул меня быстрым, неожиданно цепким взглядом и усмехнулся, сказав нечто вроде: «Благоразумие есть украшение зрелого мужа». Подколол, можно подумать! Приложив руку к сердцу, я поблагодарил его, прибавив, что лишь он, с его редкой, нечеловеческой проницательностью и непредвзятостью, углядел во мне столь важное достоинство, остальной публикой не замеченное. Он рассмеялся, по лицу мелькнуло озорное какое-то выражение, и вскоре распрощался.