Счастье в мгновении. Часть 3 - Анна Д. Фурсова

головушке маловато для того, чтобы переубедить нас троих в обратном. Есть у кого-то мнения относительно писательства? С программированием мы вроде как разобрались.

Николас с легкой тенью улыбки, догадавшись, какими мотивами я снабжен (освоил за день труд Миланы), дает голос:

— Да. Я бы хотел добавить парочку слов. Я думаю, не секрет, что я издатель, хоть и отмалчиваюсь, иной раз и вовсе говорю об этом завуалировано, но с уверенностью скажу: писателями не всегда становятся, писателями рождаются. Душа и чувства на первом месте у таких одаренных людей. Если с детства такие люди умеют искусно выражать чувства при помощи слов, так, чтобы пробить слезу у другого, даже у самого холодного сердца, то, зацепившись за эту веточку, человек может добиться высот. Поэтому я за то, чтобы внедрить и ту, и другую профессию. Наберем опытных преподавателей-писателей, и они будут проводить мастер-классы и учить людей профессиональному писательству в разных жанрах.

— Кара, — обращаюсь к брюнетке среднего возраста, всегда серьезно относящейся к своей работе. — Боб сделает проект голосования. В течение дня вся наша команда принимает свой выбор, об этом я оповещу каждого. Затем данную информацию о том, что у нас появятся новые профессии, ты обязана, как ты безупречно это делаешь, оформить и распространить. Надеемся на разумный, основательный выбор коллег без проявлений пустых отказных причин и шуточных бросков в сторону предложения, — заключительную фразу я молвлю, предварительно бросив взгляд на Алекса.

— Сделаем, мистер Джексон, — скромно улыбаясь, говорит она.

Присутствующие заводят разговор о том, где, как и когда состоится выпускной, и с их уст звучит, что многих, почти уже специалистов, распределили по рабочим местам, что в свою очередь укрепляет положение компании и продвигает её на высокий уровень в сравнении с другими школами дополнительного профессионального образования.

— Так, — отмечает Николас, глазами водя по документу, — мне на днях прислали корреспонденцию по количеству заявок на принятие в школу по всем филиалам и, уважаемые, у нас их в три раза больше, чем было в прошлом году. Больше всего в Сингапуре, Нью-Йорке и Англии. Как вам такие продвижения?

— Растем! — высказывает шепеляво Боб — его особенность — с радостным жестом.

— Ты не ошибся? — выбрасывает с надменностью Алекс, снимая бордовый пиджак и вешая его на спинку кресла. — Это довольно странно. Мы молодая развивающаяся фирма, но гляди-ка…

Никто не сомневался в том, что ему снова что-то не понравится. Каждую постороннюю мысль, кроме своей, он подвергает серьезнейшему анализу.

— Я никогда не ошибаюсь, — заверяет Николас, безразлично относясь к его скрытым уколам. Но я-то вижу, что ненавистник затеял унизить перспективу бизнеса, сгорая от неприязни ко мне. С чем связана эта неприязнь? С тем, что пару дней назад я, признаюсь грубо, отверг его просьбу предоставить ему отпуск? За этот год он не раз коряво выполнял поручения, что мне приходилось переделывать, как помню, два договора аренды, семь раз он позволил себе не прийти на планерку, однажды оставил след своих слюнявых губ на щеке моей девушке, вертелся хвостом перед ней, а я ему еще и отпуск должен подавать? Нет уж. Пока не исправит все грешки, никуда не уйдет.

Обсуждение продолжается, но я, ошеломленный суровой реальностью, отхожу от него на сотню миль, попадая в глубину мыслей, началом и концом которых является она, и сижу взираю в окно. Эти постоянные внутренние монологи, от которых не исцелиться. Довольно одного воспоминания всплыть, как рана тут же раскрывается. Скучает ли по мне? Думает ли обо мне? Да, я не должен задаваться этими вопросами, но, а как иначе? Что-то все равно увлекает в мир несбывшихся фантазий. Она осталась бесчувственной к моей просьбе: не бросать меня. А я прилагал усилия, чтобы защитить её от опасности, подстерегающей нас на пути. Совсем недавно мы были вместе, совсем недавно гуляли с ней по городу, жили в апартаментах, где, казалось, нашей любви было самое место, а теперь… вместе я лишь с её измученным отцом, который отказывается который день от нормальной еды, ужиная одним сухарем с водой. Картины прошлой жизни возникают перед глазами. Мысль, что мы жили вдвоем, уже кажется непостижимой, точно и не было этого.

И на неё я сержусь и сам на себя, чувствуя глупцом, что позволил не раз наговорить ей дерзостей. У меня нет полноценных прав на неё. Но, черт побери, у испанца тоже их нет, но у него оказалось больше шансов на победу. «А если бы я был в таком же положении, что и Даниэль, кого бы она выбрала из нас?»

— Какое к этому отношение у нашего достопочтенного сэра? Вы с нами, блюститель справедливости? — с ухмылкой разносит Алекс, что возвращает меня в настоящее время. — Джексон, ты отдаешь гол в пользу того, чтобы отчислять обучающихся, не посещающих занятия аудиторно? И денег они обратно не возымеют! Твой же голос решающий, ну так решай. Я лично молчания не понимаю.

О чем шла речь?

— Не осложняй, — под нос бурчит Боб Алексу. Но тот внешне остается невозмутимым.

Я взглядываю на него с серьезностью, недовольно хмурясь, что он выставляет меня перед другими на посмешище, заставляя их увидеть во мне проявление неуважения, что не уследил за тем, что обговаривалось всеми.

Он всегда найдёт повод подковырнуть человека.

— Что вылупился, Джексон? Ищешь подмоги? — низкий гортанный смех излетает из него с видимым ощущением его превосходства. — Ты в последнее время где-то летаешь. Брякнул, донес распоряжение и ушел в свой мир! Ты вечно пропадаешь, пока мы все, извиняюсь за выражение, пашем, как лошади.

Слова сверлят мозг, высасывая последние остатки сил. Чертов поэт-песенник. Что он себе позволяет?

Разозлившись за превосходящую в нем нескромность высказываемых реплик, громовым голосом произношу, выбрасывая осуждающий пламенный взгляд:

— Боже правый! И не подумаю ничего объяснять тебе, оправдываться! — Жестом приказывая ему замолчать, добавляю: — Я тебе не Джексон, а мистер Моррис, во-первых! Во-вторых, веди себя подобающе. Мы собрались не для просмотра футбола, голы будешь забивать на стадионах.

— А жаль… — насмехается он, глядя на Боба, округлившего глаза.

Чувствую запашок от выражений его собственного превосходства.

— Ещё слово и ты вылетишь отсюда! — восклицаю я, вконец потеряв терпение, все еще не отпуская из памяти то, что связывало эту персону с моей Миланой. — Лучше придержи язык.

Николас издает почти неслышные откашливания с призывом окончить переброску слов.

— Стало страшно, ах… Смотри за собой. Не порть нам всем настроение, как ты это любишь делать. Восседаешь вольготно в своем кресле с высокомерным видом, ставишь свое мнение как самое центральное, зато брешешь, что все мнения,