По ступеням «Божьего трона» - Григорий Грум-Гржимайло

Широкая, хорошо наезженная дорога, идущая вдоль южного берега озера Куку-нор, следует почти параллельно гребню Южно-Кукунорского хребта, в зависимости же от береговых извилин то приближается к урезу воды, то отклоняется от него, никогда, однако, настолько, чтобы урез этот исчезал совершенно из виду; этому способствует, впрочем, то обстоятельство, что в таких местах дорога проходит на высоте 15–30 м над поверхностью озера.

Уровень Куку-нора, определенный нами при устье речки Хара-мори, несколько десятков шагов не доходя до уровня воды, выразился цифрой 11207 футов (3416 м) над уровнем океана. Тот же уровень определен был экспедицией графа Сечени в 10981 фут (3347 м)[204], Рокхилем в 10900 футов (3322 м), Футтерером в 10680 футов (3255 м)[205], но при условиях, близких к нашим, в 10925 футов (3330 м), Пржевальским в 10800 футов (3291 м), 10700 футов (3261 м) и 10600 футов (3230 м) и Потаниным в 10522 фута (3206 м). Такая значительная разница в определениях абсолютной высоты уровня Куку-нора должна быть отнесена к ошибкам наблюдения и несовершенству инструментов; однако не без некоторого значения для результатов таких определений остается и то обстоятельство, что Пржевальский и Потанин производили их ранней весной, на льду озера, т. е. во время самого низкого уровня его вод, Крейтнер в начале июля, мы же в конце этого месяца, когда все реки и речки бассейна озера Куку-нор несли в него наибольшее количество воды.

Северное заложение Южно-Кукунорского хребта против восточного конца озера Куку-нор не превосходит пяти километров, далее же к западу оно постепенно увеличивается, достигая между речками Чедир (у Пржевальского Цайцза-гол) и Хара-мори 15 км; здесь хребет получает весьма массивные формы, хотя относительная высота его над уровнем озера и остается прежней – от 915 до 1220 м. Снеговых вершин в нем нет вовсе, но гольцы виднеются на всем его протяжении; издали они имеют лиловато-серый цвет и, как кажется, сложены целиком из известняков.

Ниже гольцов очень редко можно видеть типичный альпийский луг; в большинстве же случаев подошва их упирается в луговые покатости, поросшие довольно разнообразным кустарником, среди коего преобладают сперва Salix и Potentilla, а затем ниже Spiraea и Caragana. Степные травы появляются еще ниже; их пояс узкий и притом далеко не сплошной. Среди растений этой полосы более значительное распространение имеют полынь и Acrocome janthina Maxim., растущая большими колониями преимущественно на тучных почвах; затем в предгорьях Южно-кукунорского хребта мы нашли еще в цвету Aconitum gymnandrum Maxim., Gentiana ninea Maxim., Senecio campestris DC, Oxytropis kansuensis, Tanacetum tenuifolium var. microcephala Winkl., Sisymbrium humila С. A. May., Allium tanguticum Reg (?) и некоторые другие травы. В порослях A. janthina держались во множестве Hypsopbila grummi Alph.; из других встреченных нами здесь видов чешуекрылых заслуживают упоминания: Parnassius nomion var. nia nominus Gr.-Gr., Colias arida var. wanda Gr.-Gr., Argynnis euge var. rhea Gr.-Gr., Agrotis dulcis Alph., A. islandica var. rossica Stgr., Heliophobus grummi Alph., H. anachoretoides Alph., Trigonophora grummi Alph., Monostola pectinata Alph. и Cidaria phasma Butl.

Первые палатки тибетцев-панака встретили мы лишь на третьем переходе вдоль берега озера Куку-нор, за речкой Хара-мори. У них мы рассчитывали купить баранов, а при удаче найти среди них и проводника в область верховий р. Бухаин-гола; но надежде этой не суждено было осуществиться, так как панака, пообещав доставить нам баранов на следующий день, до света откочевали неизвестно куда.

На ручье Хора-мори мы дневали. Воспользовавшись этим, я совершил экскурсию в горы и долиной помянутого ручья подвился до гольцов Танегма. Все пастбища по пути оказались нетронутыми, да и с высокой горы, на которую я взобрался и откуда открылась необъятная панорама гор и долин, я нигде не обнаружил человеческого жилья. Тогда, помню, обстоятельство это несказанно меня удивило, впоследствии же нам довелось в области Нань-Шаня и Куку-нора весьма часто пересекать обширные районы пустующих пастбищ, причем нам каждый раз говорили, что эти места остаются незаселенными вследствие приказа из Пекина, где, будто бы, вот уже несколько лет разбирается о них спор между панака и монголами.

27 июля мы достигли западной оконечности озера Куку-нор, где и остановились на ключах в урочище Лянцы-карла. Огибая северный отрог хребта Танегма, который отклоняет дорогу почти под прямым углом к озеру, мы совершенно неожиданно столкнулись с шедшим нам навстречу косяком диких ослов-киангов (Equus kiang Moorcr.), которые, завидев нас, на мгновение остановились как вкопанные, а затем, круто повернув обратно, бросились наутек. Но было уже поздно. Казаки успели спешиться и дать залп; в результате – убитый жеребец, великолепная шкура которого и поступила в нашу маммологическую коллекцию.

В урочище Лянцы-карла мы не нашли тибетцев-панака; их стойбище, как оказалось впоследствии, находилось несколько дальше, в урочище Карла-нангу, куда мы и перекочевали на следующий день, пройдя всего лишь 15 км.

Местность между этими двумя урочищами изобилует ключами и, за исключением двух глинисто-песчаных гривок, пересекавших дорогу одна в четырех километрах от урочища Лянцы-карла, другая в одиннадцати, поросла густыми, сочными луговыми травами; грунт кое-где был топкий, кое-где виднелся даже обросший осокой кочкарник среди луж стоячей воды, но настоящих болот мы здесь не встретили. Этот великолепный луг уходил к северу и западу за край горизонта, на восток же сбегал к озеру Куку-нор, и на всем этом огромном пространстве не было видно даже признаков присутствия человека. Впрочем, поднявшись на вторую грядку холмов, протянувшихся к озеру от Южно-Кукунорского хребта, мы заметили впереди, километрах в четырех, дымок, а вскоре за тем – и три черные палатки тибетцев. К ним-то мы и направились, решив остановиться по соседству с этим стойбищем. Урочище, в котором мы остановились, как упомянуто уже выше, называлось Карла-нангу.

Здесь мы узнали, что палатки тибетских старшин (хонбу) Анярэ и Гулы остались у нас позади, к западу от дороги, и что без их разрешения никто не отважится идти к нам в проводники или войти с нами в какую-либо торговую сделку. Мы стали уже раздумывать, как нам быть, когда заметили, что к нашему бивуаку едет несколько человек тибетцев. Это и был старшина Анярэ с своей свитой.

Он оказался сговорчивым малым и обещал доставить все необходимые нам припасы, а равно баранов и лошадь взамен павшей у нас на р. Хара-мори. Убедить его дать нам проводника было, однако, делом более трудным, но и тут он в конце концов не только согласился на это, но и сам вызвался вывести нас долиной Бухаин-гола на торную дорогу в г. Су-чжоу. Вечером к нам явился посланный хонбу Гулы, передавший нам приглашение последнего почтить его своим посещением. Мы обещали; но поехал лишь брат, я же, по нездоровью, принужден был остаться. Хонбу Гулы оказался радушным хозяином и отпустил брата лишь в сумерки; а на следующий день он посетил нас, и таким путем между членами экспедиции и тибетцами-панака установились отношения, не оставлявшие желать ничего лучшего.