Первопричина 3: СССР, любовь и магия - Артём Соболь

неугомонные. У меня дел невпроворот, я сутками кручусь как белка в колесе. Ношусь по городу, в ручную стираю людям память, отвожу внимание, слежу за вариантами будущего. А они…

— Они правы, — притянув со стола сигарету киваю. — Слишком сильно получилось. Слишком ему больно. Но снимать пока нельзя. Должна прийти она и сделать всё что надо. Однако, есть способ облегчить его боль. Тем более недолго осталось. Завтра помогу. А потом помогу всем.

Глава 26

Утро. Школа. Таня.

Настроения после ночных приключений нет вообще. Хмурый Игорь ни с кем не разговаривая всю ночь просидел на крыльце. Потому что он не выдержал и сорвался. Лена хоть и обещала не возникать, хватило её на пять минут. Она снова начала нудить, за что и получила словесный нагоняй. Вместе с ней получила и я, несмотря на то что молчала. Ну и Грибочкина, которая в отличии от нас никакого внимания на ругань не обратила.

А вообще обстановка в доме раскалена до предела.

Лена от случившегося шипит на всех. Женька вставшая утром ведёт себя так как будто ничего не было. Радуется только Грибочкина со своими феноменами. Я же… А что я? Женьку я давно знаю. Тихая застенчивая девушка… Такая застенчивая что в чужие дома проникает и вольно шарахается по ним. И судя по всему это не в первый раз. А Игорь… За что он получил? Он же не виноват в том что всё так. Запечатление не предупреждает, мнения не спрашивает, это явление, оно тоже не может быть виноватым.

Мне надо совсем этим разобраться. Ну не верю я. Не верю ни Жене, ни Игорю, они чего-то не договаривают. Хотя… Если запечатление, то выхода у нас нет. А если нет? Надо всё узнать.

Урок, во время которого никаких тем не обсуждали, заканчивается.

— Тихонова, — глядя на пустующую последнюю парту говорю. — Останься.

Все выходят, даже мрачный старающийся не смотреть на меня и какой-то болезненно бледный Игорь, Женя проявляет около стола и опустив голову вздыхает.

— Так, мы люди взрослые, — смерив её взглядом начинаю. — И нам есть о чём поговорить. Скажем так, твой вчерашний спектакль…

— Это всё правда, — возражает Женя.

— Ты можешь обмануть одноклассников, Лену, Игоря, кого угодно, но только не меня, преподавателя с тридцатилетним стажем. И для тебя же будет лучше, если ты мне сейчас всё расскажешь. Всё. С самого начала.

— Татьяна Ивановна…

— Для девушки, наверняка не в первый раз проникшей к нам в дом и разгуливающей там, такое официальное обращение ко мне, мягко сказать неуместно. Ну, я жду. Давай, с самого начала. Женя?

— Он мне нравится, — выдыхает Тихонова. — Сильно. Он не такой как все.

— Это я знаю. Переходи к сути. Не бойся, ругаться на тебя я не стану.

Вздохнув, Женя вываливает всё. Как запечатлилась едва увидев его в классе. Как пыталась понять что с ней. Как с помощью Игоря убрала от себя Жилина. Как советовала ему и подталкивала к правильному решению. Как помогла нам уронив вешалку. Как потом связалась с Громовой и Ивановой. Всё…

— Но зачем? — не понимая смысла её действий спрашиваю.

— Вы всегда хорошо ко мне относились, — улыбается Женька. — К вам, кроме родителей, я могла прикоснуться. Вы всегда были для меня лучшей и единственной подругой. Я просто не могла не помочь. Да, у меня были меркантильные цели, с помощью вас сломать дурацкие стереотипы Скворцова. Но у меня и в мыслях не было как-то помешать вам. Наоборот, о вас я думала больше чем о себе.

— Почему?

— Мне восемнадцать, я позже пошла в школу. К тому же я просто не знаю что такое одиночество. В отличии от вас, у меня хотя бы родители есть. А вы одна, всегда. Вы можете мне не верить, можете посчитать мои слова отмазками или оправданиями, но это правда.

— Хорошо. Но если запечатление…

— А если нет? — грустно улыбается Женя. — Если я всё придумала? Никаких подтверждений нет. Вполне может быть, что это вымысел. Но… Игорь единственный из парней к кому я могу спокойно прикасаться. У меня… Вот сейчас простите, Татьяна Ивановна. Простите, пожалуйста. Я должна сказать. Мы целовались. Да, можно сказать по-настоящему. Но это не прихоть Игоря, это я устроила. Потому что боюсь. Вполне может оказаться что больше я никого, никогда