Её победа - Джулия Тиммон

Кристин стало до боли в сердце жаль его. Он занимался благородным делом, подвергался опасности, отдавал всего себя на благо жителей своего города, а взамен не мог получить даже единственного вечера с небезразличной ему женщиной…

— Знаешь, что утешало меня все эти дни, что придавало сил? — негромко и проникновенно спросил Альберт.

Кристин, естественно, догадалась, к чему он клонит. И на душе у нее стало тяжело.

— Что? — обреченно вымолвила она.

— Мысли о тебе, — с чувством произнес Альберт. — Если бы ты только знала, Кристи… — Он перевел дыхание, а Кристин захотелось плакать. — Знаешь, каждый день, общаясь с темными личностями, просматривая снимки, сделанные на месте преступления, анализируя детали, шаг за шагом продвигаясь к разгадке жуткой тайны, я ни на секунду не забывал о тебе. Я думал: где-то в эту самую минуту в этом самом городе живет и дышит тем же, что и я, воздухом моя милая Кристи…

Кристин хотелось прервать его, прокричать, что она не его милая, что, согласившись тогда на встречу с ним, сглупила, не подумала хорошенько, какой смысл он вкладывает в свое приглашение. Но ее губы, теперь холодные и как будто одеревеневшие, не желали двигаться, а слова застревали где-то в горле, давя и мучая.

— Я знал, что наступит день, когда это чертово дело останется позади, и вот он настал, — взволнованным полушепотом говорил Альберт. — Мерзавцы пойманы, а у меня появилось время на личную жизнь…

Он сделал многозначительную паузу, и Кристин больно закусила нижнюю губу, не зная, что ей отвечать.

— Я сотню раз представлял, как позвоню тебе, как мы пойдем ужинать в какое-нибудь уютное местечко, — произнес Альберт трогательно-счастливым голосом. — Ты ведь не передумала?

Кристин охватила легкая паника.

— Я… Гм…

Она закашляла, выигрывая время. И Альберт, не поняв ее смятения или не желая смотреть правде в глаза, торопливо спросил:

— В пятницу вечером ты свободна?

В пятницу вечером! Если бы он пригласил ее на какой-нибудь другой день — субботу или воскресенье, — ей было бы гораздо легче придумать какой-нибудь нейтральный, не столь сильно его ранящий предлог для отказа. Сейчас же ей следовало сказать правду: солгать ему она не могла.

— Видишь ли, Альберт…

— У тебя на пятницу какие-то планы? — опять поспешно, словно торопясь дать ей шанс одуматься, произнес Альберт.

— Да, — решительно ответила Кристин.

Вероятно, он все понял, потому что больше не стал задавать вопросов, вообще ничего не сказал. Но Кристин и по его молчанию угадала, что ему очень плохо.

— Альберт, мне очень-очень жаль… — с мольбой произнесла она.

Ответа опять не последовало.

Кристин набрала полную грудь воздуха.

— Ты отличный парень, Альберт, чудесный человек. Я уважаю тебя, ценю твою дружбу и с удовольствием бы… — Ее голос оборвался.

— Не оправдывайся, милая моя, прошу, не оправдывайся, — устало ответил Альберт. И тут же усмехнулся. — Извини… Я не должен называть тебя своей милой, не правда ли?

К глазам Кристин подступили слезы.

— А знаешь, я вовсе не чувствую себя бесконечно несчастным, — сказал Альберт громче и веселее, очевидно заставляя себя не раскисать. — Сказать почему?

— Почему? — спросила Кристин, стараясь, чтобы голос не дрожал.

— Потому что главное для меня не собственное благополучие, а твое. Если я буду знать, что тебе хорошо, то и мне будет хорошо. Честное слово. — Теперь он говорил совершенно спокойно, даже убедительно.

Кристин стало чуточку легче.

Они попрощались, пожелав друг другу удачи, и она прошла в ванную, быстро приняла душ и забралась в постель.

Кристин грызло чувство вины. Она лежала и минут десять ругала себя за то, что так неосторожно повела себя на вечеринке, тем самым доставив боль одному из наиболее достойных среди ее знакомых.

Ничего не понимаю, думала она. Я брежу человеком, который, быть может, видит во мне только инструктора и соседку, который еще совсем недавно из кожи вон лез ради того, чтобы обидеть меня, вывести из себя. О котором знаю лишь то, что он воспылал желанием стать парашютистом и стал им… А человека проверенного, надежного и давно неравнодушного ко мне отвергаю… Как все странно, запутанно!

Кристин закрыла глаза — и вмиг забыла и о телефонном разговоре с Альбертом, и о своей вине перед ним, и о жалости к нему, больно сжимавшей сердце еще минуту назад. Мысли о бывшем сокурснике сменили в ее сознании будоражащие кровь фантазии.

Она увидела Тима Хеннеси — бесстрашный открытый взгляд его голубых глаз, интеллигентное лицо, каждой своей черточкой выражающее мальчишеский задор и мужественность, прямой нос, осыпанный светлыми, заметными, только если присмотреться, веснушками. Его губы, которые ей безумно хотелось поцеловать, спортивную фигуру, расправленные плечи…

В своем воображении она подошла к нему почти вплотную и осторожно коснулась подушечками пальцев его рта, подбородка, жилистой шеи… Потом медленно, не отрывая рук, опустила их, ощущая ладонями каждый изгиб его натренированной рельефной груди, его твердого, в «квадратиках», живота. А достигнув края футболки, схватилась за него обеими руками и потянула вверх…

Представляя Тима с обнаженным торсом и себя ласкающей его, Кристин сгорала от желания. Подобное случалось с ней уже десятки раз, и ей всегда казалось, что при следующей встрече она не сможет спокойно смотреть на него, свободно в его присутствии вести себя. Но на очередное занятие Кристин являлась как ни в чем не бывало и держалась вполне естественно.

Теперь ее выдержка подходила к концу. Она острее прежнего ощущала, что больше не сможет скрывать своих эмоций, особенно на свидании, в обстановке расслабленной, располагающей к проявлению самых тайных чувств.

Она заснула в этот вечер в иллюзорных объятиях Тима, охваченная сладостным нетерпением, и проспала как никогда крепко до семи утра. А проснулась счастливой и бодрой и первым делом подумала о том, что уже завтра наступит пятница.

Тим, само собой, предполагал увидеть Кристин какой-то другой, но никак не ожидал, что она предстанет перед ним в настолько неожиданном виде.

Без труда отыскав ее дом по указанному адресу, он остановил машину у обочины, вылез из нее и вошел во двор.

По-видимому, Кристин услышала шум подъезжающего автомобиля, так как открыла дверь раньше, чем Тим успел подняться на первую ступеньку крыльца. Окинув ее первым беглым взглядом, он оторопел.

На ней были не привычные брюки и футболка, а мягко ниспадающее от груди нежно-желтое платье на тонких бретелях со скромной, придающей ее облику трогательности кружевной отделкой на лифе. Платье было сантиметров на пятнадцать выше колен, и Тим с восторгом уставился на ее стройные ноги, которые видел впервые.