Кумите - Ирина Лобусова

— Не нужно, — так же широко улыбаясь, Ри отодвинула меню, — принесите мне горячий бутерброд, бутылку кока-колы…

— Есть только пепси, фанта и спрайт.

— Тогда пепси и рюмку коньяку.

— Есть только «Десна».

— Пусть. Грамм сто.

Она решила сразу перейти к атаке:

— Я слышала, у вас тут произошло убийство? Читала в газете. Убили какого-то мужчину. Кажется, он был бывший спортсмен.

— Это не здесь произошло!

— А где?

— На стройке. Рядом с забором. Там нашли его тело. Совершенно не здесь…

— Но в газете написано, что перед этим он был у вас в баре. И там познакомился с какой-то пьяной компанией.

Явно смутившись, официантка сухо отрезала:

— У нас не бывает пьяных компаний. Простите, но мне запрещено так долго разговаривать с посетителями!

Опустив руку в сумочку, Ри тихо сказала:

— А что, если мы нарушим запрет?

Теперь она держала в руке купюру в 50 долларов, повернув ее к свету. Официантка, как завороженная, смотрела на ее руку.

— Хорошо. Скоро я принесу вам заказ. А через некоторое время зайдите в женский туалет, минут десять спустя. Я буду ждать вас в третьей кабинке справа. Здесь говорить нельзя.

— Это настолько серьезно?

— Да. Извините. Я буду ждать вас там. Тогда и заплатите.

И, не притронувшись к деньгам, девчонка поспешила от столика. Она вернулась быстро и, даже не глядя в сторону Ри, поставила на столик заказ. Бутылка пепси была теплой, бутерброд подгорел. Она хлебнула коньяк и рассмеялась: смешно было в подобном заведении ожидать чего-то другого! Коньяк был разбавленным — дешевое, вонючее пойло! Ри медленно его глотала, когда какое-то странное ощущение заставило ее обернуться и вновь начать осматриваться по сторонам. У нее было такое чувство, как будто кто-то сверлит глазами ее спину. Постоянно не сводит с нее глаз… К сожалению, лампочки в баре были слишком слабы, и она ничего не могла толком разглядеть.

Время прошло. Ри встала и пошла туда, куда велели, на ходу поинтересовавшись у молодого бармена, где находится женский туалет. По дороге в туалет она, не вынимая из сумочки, включила диктофон.

Девчонка была уже на месте. При ярком свете было видно, что она заметно нервничает.

— Никто не должен узнать о том, что я вам расскажу, — кинулась она с ходу, — никто не должен знать, что это я! Понимаете, мне просто очень нужны деньги!

— Успокойся! Все останется между нами. Никто ничего не узнает, я не скажу. Можешь быть полностью спокойна. Как тебя зовут?

— Вам зачем?

— Просто так, чтобы было удобно с тобой разговаривать. Скажи только имя.

— Аня.

— Анечка, ты работала в тот вечер, когда произошло убийство?

— Понимаете, их было двое. Двое парней, похожих на качков, лет 25-ти. Я их никогда прежде не видела. Они пришли часов в 10 и заказали две пол-литровых бутылки спрайта. Я удивилась тому, что они не пили спиртного. Они сидели ровно час, до одиннадцати, потом ушли. Я совершенно не обращала на них внимания.

— А где был парень, которого убили?

— Его не было! Этого парня вообще не было в баре! Он сюда даже не заходил. Я его никогда и в глаза не видела.

— Что же произошло?

— Около полуночи меня вызвал в свой кабинет хозяин. Он сказал: «Помнишь двух качков, которые сидели за твоими столиком?» Я ответила, что помню. Так вот, хозяин говорит: «Кажется, эти двое подрались с каким-то третьим парнем. Они сейчас дерутся возле забора за баром, на стройке, и, скорей всего, его убьют». Я испугалась, говорю, мол, может, вызвать милицию? Он: «Вызовем, но не сейчас, а часов в 5 утра, чтобы не распугать всех посетителей». В тот вечер у нас было очень много народу, прямо непривычно много, а к четырем утра бар опустел, все уже расходились. Я ответила: мол, как скажете. Тогда он спросил, хочу ли я заработать 200 долларов и остаться на этой работе? Я говорю: «Конечно хочу». Он: «Эти двое сидели за твоим столиком, тебя все равно затаскают по милициям и судам. Зачем тебе лишние неприятности, к тому же бесплатные? Скажи следователю, что они поссорились с тем парнем из-за денег, а потом вышли все вместе, и ты не знаешь, что дальше произошло. Мол, такое тебе придется все равно сказать, а если ты сделаешь так, как я говорю, еще и получишь за это деньги. А если нет, я тебя уволю — мне не нужны на работе милицейские свидетели, и сделаю так, что работу в этом городе ты уже никогда не найдешь». Я ответила, что не хочу никаких неприятностей и скажу все, как он велел. В 5 утра мы вызвали милицию, они приехали и нашли тело на пустыре. Я сказала следователю все это. Но на самом деле я того парня никогда в жизни не видела! И он никогда не был у нас в баре… Когда милиция уехала, хозяин позвал меня в кабинет, сказал, что я молодец, и дал 200 долларов. Потом обещал добавить к зарплате небольшую премию. И все.

— Почему ты теперь согласилась рассказать все это мне?

— Мне очень нужны деньги.

— Ты видела тело на строительном пустыре?

— Да. Он лежал возле забора. Но лицо так было расквашено, что его совсем нельзя было опознать.

— Крови было много?

— Но там совсем не было крови! На земле совсем не было крови! Нигде.

— А на парне?

— Такое впечатление, что кровь успела засохнуть. Он был сильно избит. Но я не подходила близко.

— Других официантов допрашивали?

— Нет. Только меня, потому что я обслуживала этот столик.

— Ты слышала, как они дрались на стройке?

— Откуда? Конечно нет.

Вернувшись в зал, Ри поняла, кто на нее смотрел. С нее не сводил глаз мужчина, сидевший в углу за столиком.

Руль скользил в мокрых от пота руках.

«Со вчерашнего вечера он не возвращался домой». Очень долго Сергеев пытался понять ключевой смысл этой фразы, но лишь смутные, разрозненные обрывки — все, что оставалось в воображении на месте тех слов… Таким чувством страшной тяжести обычно приходит чудовищная потеря либо неизлечимая болезнь. Но страшней всего была неизвестность. Впервые в жизни он столкнулся с чем-то очень страшным и необъяснимым, и хуже всего было предчувствие, что это еще не конец.

«Со вчерашнего вечера он не возвращался домой». Юрий знал, что такое боль, страх, болезнь, безнадежность, знал на собственном опыте, но впервые ему пришлось понять, что такое беспомощность. Как ни странно, но совершенно в ином свете предстали теперь строчки письма тренера. Тогда, вначале, они показались нелепыми. Теперь — были пугающими. Они звучали так, как будто тренер прекрасно знал, что не вернется этим вечером домой. Так, как будто ему угрожала какая-то опасность. И, доверяя Сергееву больше всех своих учеников, а тем более помня, что накануне он несправедливо его обидел, Валерий Николаевич хотел именно ему все рассказать.