Демон в моих глазах - Рут Ренделл

Артур забрал дрель. Темнота – а была середина зимы – была еще прекраснее, чем ему представлялось раньше. А как в те времена было темно на улицах – гораздо темнее, чем сейчас! Затемнение. Абсолютная темнота военного времени. Идя в темноте, он касался других пешеходов, многие из которых шли со своими потайными фонариками. И в крохотном переулке, продуваемом всеми ветрами, в переулке, который давно перестал существовать – сейчас на его месте высился громадный жилой комплекс, – он встретил торопящуюся по своим делам девочку. Что заставило его дотронуться до нее? Если бы он это знал, то понял бы ответы и на множество других вопросов. И вот Артур дотронулся до нее, протянув руку – он уже был высоким, как взрослый мужчина, – и проведя пальцем по ее теплой шее. Ее испуганный крик долго звучал в его ушах и был неизмеримо приятнее, чем писк несчастной мыши. Артур смотрел, как девочка убегает от него в темноту, и эмоции обволакивали его, как обволакивает тяжелый запах нагреваемого алкоголя. Он знал, что ему хочется сделать, но здравомыслие остановило его. Артур читал газеты, слушал радио и знал, что случается с людьми, которые делали то, что ему так хотелось сделать. Было ясно, что после наступления темноты лучше не выходить. Тетушка Грейси была мудрой женщиной. Как будто она действительно знала, что с ним происходит – а ведь это была глупость; ей и в голову не могла прийти…

Эти воспоминания мучили Артура последние две недели и были прямым результатом фрустрации. Каждый вечер в одиннадцать, прежде чем лечь в постель, он бросал последний взгляд из окна своей спальни на внутренний дворик, освещенный светом из окна комнаты № 2. Теперь он воспринимал это уже как выпад против него самого, Артура Джонсона, и как осквернение всего места.

Более того, Антони Джонсон не приближался к нему и избегал всех контактов. Артур так и не знал бы, дома Антони или нет, если бы со столика в холле периодически не исчезали письма, приходившие из Бристоля, и если бы не свет в окне комнаты № 2.

И вот наконец в пятницу вечером, около восьми часов, свет погас. Захватив фонарь, Артур спустился по лестнице. Он услышал, как закрылась входная дверь, но это могла быть и Ли-Ли Чан. И она, и Антони Джонсон закрывали дверь достаточно аккуратно. И это действительно была девушка, потому что, пока Артур размышлял, стоя на лестнице, в холле появился Антони Джонсон. Артур отступил в тень, и входная дверь немедленно захлопнулась. Размытая фигура мужчины, спускающаяся по мраморным ступеням крыльца, была еще какое-то время видна сквозь красно-зеленые стеклянные вставки входной двери. Артур решил про себя, что никто не будет в такое время выходить из дома, если только он не собирается провести несколько часов где-то в городе. Поэтому он спустился по лестнице, задержался на несколько минут в холле, чтобы дать жильцу комнаты № 2 отойти подальше, а затем вышел из дома, прошел по лужайке и свернул в боковой проулок.

Луны не было видно. Тьма была не абсолютной, а разбавленной светом от далеких уличных фонарей и светом, проникавшим сквозь занавеси на окнах жилых квартир. Небо, кусочек которого виднелся между кирпичными стенами, было серо-красного цвета, а сама темнота напоминала по цвету водную заводь в портовых трущобах. А этот проулок воображение Артура превратило в аллею, ведущую от главной улицы к целому лабиринту крохотных улочек и переулков. Отдаленный звук транспорта был едва слышен, но это только усиливало иллюзию. Артур пересек внутренний двор и открыл дверь в подвал. Все его мышцы напряглись от волнения, ведь он не был здесь уже три недели. Столь долгое ожидание, которое сопровождалось таким нетерпением и волнениями, только усиливало его вожделение. Его ощущения почти в точности соответствовали тем, что он испытал в случае с Морин Кован и Бриджит О’Нил. Поэтому он очень медленно шел между горами мусора, заполнявшими подвал, а пятно света от его фонаря плясало на предметах, возникавших перед ним.

И вот он наконец увидел ее, ждущую в самой дальней комнате. Реакции Артура на манекен менялись в зависимости от его состояния. Иногда она была просто лекарством от болезни, прибором для быстрого облегчения. Но случались моменты – и сейчас был один из них, – когда воспоминания настолько овладевали им, а ожидание становилось настолько нестерпимым, что вся сцена – и она в этой сцене – оживала благодаря его болезненной фантазии. Именно это сейчас и происходило. Артур находился совсем не в подвале на Тринити-роуд, а на пустынном, редко посещаемом дворе, располагавшемся между складом и оградой кладбища; и это был не манекен в человеческий рост, а живая женщина, ожидающая, например, любовника. Свет его фонаря падал на нее. Свет заставил ожить ее глаза, а затем бросил на нее тень, как будто на ее лице мелькнул страх. Сам Артур стоял неподвижно, но был готов поклясться, что женщина шевелилась. Бежать ей было некуда – ее окружала покрытая паутиной кирпичная стена, уходящая в небо. Фонарь Артура теперь превратился в уличный, который из угла бросал на них свой бледный свет. Подчиняясь импульсу, Артур выключил его. Абсолютная тишина, абсолютная темень. Она попытается убежать от него. Так оно и есть – когда он на ощупь добрался до стены, то не смог сразу обнаружить женщину. Артур дотронулся до влажной стены, и по его пальцам стекла струйка воды. Мужчина стал двигаться вдоль стены, пытаясь найти свою игрушку, ворча и хрипло выдыхая воздух. Наконец его рука коснулась одежды и стала двигаться вверх, к прохладной шее. Шея казалась ему теплой и нежной, как у Бриджит О’Нил. Кто сейчас издал этот сдавленный испуганный крик – он или она? На этот раз он задушил ее галстуком, затягивая его до тех пор, пока руки не заболели от напряжения.

Около десяти минут Артур приходил в себя – гораздо дольше, чем обычно. Но и то, что случилось, было гораздо приятнее и ярче, чем обычно, поэтому долгое восстановление было вполне объяснимо. Он опять поставил манекен около стены и вернулся к подвальной двери. Очень осторожно открыл ее. Окно комнаты № 2 было все еще темно. Хорошо. Просто отлично. Артур вышел во двор и повернулся, чтобы запереть дверь. И именно в этот момент свет неожиданно залил весь двор. И свет этот был для Артура таким же страшным, как свет полицейского фонаря для ночного грабителя. Однако он взял себя в руки и медленно-медленно повернулся к источнику света, ожидая увидеть глаза Антони Джонсона.

Сначала Артур увидел только внутренности комнаты № 2 – бледно-зеленые, потрескавшиеся стены, стол со сломанной ножкой, подпертый стопкой книг, и умывальник цвета примулы. Лампа горела внутри полиэтиленового прозрачного абажура, который почему-то медленно раскачивался, как маятник. Потом под этой раскачивающейся лампой появился Антони Джонсон, который пересек комнату. Теперь, казалось, он смотрит прямо на Артура. Тот не стал ждать и бросился через двор, чувствуя, как багровеют его щеки и шея и бешено колотится сердце. Артур пролетел по проулку, ворвался в дом и взлетел к себе на этаж.

Здесь, в своей собственной квартире, он тяжело опустился на стул. Пока его не было, Веста Ковальски подсунула свой чек с арендной платой ему под дверь, однако Артур был настолько расстроен, что не обратил на это никакого внимания. Его руки все еще дрожали. Антони Джонсон вернулся меньше чем через тридцать минут. Все это выглядело почти как попытка поймать Артура на месте преступления. Но откуда Антони мог знать о подвале? Вот теперь он точно знает, ну, или о чем-то догадывается. А может быть, другой Джонсонпросто искал способ отомстить ему за вскрытое письмо? С одной стороны, это письмо было не таким уж и личным, не таким, как те, что Антони получал из Бристоля, но кто знает… Может быть, у него в колледже были какие-то правила, запрещающие студентам заниматься подработками – Артур был вынужден признаться себе, что ничего не знает об этом университетском мире, – и за такие дела его могут выгнать, отчислить или как там у них это называется? Ведь ничем, кроме злобы, невозможно было объяснить факт столь пренебрежительного отношения Антони Джонсона к его, Артура, извинительной записке, его демонстративное нежелание общаться и его попытки шпионить за Артуром, одна из которых завершилась нарочитым включением света именно в тот момент, когда Артур вылезал из подвала?