Красное море - Леонид Шадловский

— Нет, — теперь, когда Евгений избавился от записки, ему уже нечего было скрывать.

— Тебе видней, — старик пожал плечами, — но дело может повернуться таким образом, что и я ничем не смогу помочь. Под богом ходишь, Чёрный. Я ясно излагаю?

— Яснее некуда. Только не понимаю я тебя, Дядя Борух.

Камера встретила Евгения всеобщим радостным гулом. Он тоже был рад снова встретиться со своими новыми приятелями. Но ещё больше был доволен, когда дежурный вертухай принёс передачу. Там оказался блок сигарет «Ноблес», рыбные консервы, палка колбасы, печенье, несколько пачек чая и спортивный костюм.

— Гуляем, ребята, — Евгений вывалил содержимое на нижнюю шконку, отодвинул в сторону сигареты и костюм.

— Отложи для Дяди Боруха, — сказал Игорь Шульман. — Внеси, так сказать, свою долю в общак.

Евгений отложил две банки консервов, половину колбасы и пачку печенья. Он оглянулся, приглашая всех пировать, и наткнулся на пристальный взгляд Натана. Чёрный утвердительно кивнул ему. Натан облегчённо улыбнулся. Шульман стал заваривать чифир. Сашка Евреин бросился ломать хлеб и открывать банки. Остальные задвигались, перебираясь поближе к «хавке». Один Дора сидел в своём углу, с завистью глядя на пиршество. Он знал, что его не позовут, могут только подачку кинуть, как собаке. Евгений уже немного разобрался в камерной иерархии, поэтому не мешал другим распоряжаться его «дачкой». Открылась дверь, дежурный запустил Дядю Боруха.

— Ага, празднуете? Ништяк!

— Дядя Борух, это в общак, — Евгений протянул ему «долю».

— Молодец, Чёрный, уважаешь, — «авторитет» потрепал его по плечу. — Жалко, водочки нету. Ну, ничего!

Пока все рассаживались перед импровизированным столом, Натан рассматривал железную крышку из-под консервов. Потом взял пластмассовую ложечку, отломал ручку и накрутил на неё крышку. Разогрел изделие на зажигалке, пластмасса прочно сцепилась с железом. Получился неплохой и довольно прочный нож. Натан заточил его о стену, пальцем попробовал остриё.

— Класс! — удовлетворённо выдохнул он.

— Ну что, мужики, правеж делать надо, — Дядя Борух обвёл всех глазами, остановил взгляд на Быке. Зрачки сжались, как у кошки. Гробовое молчание было ему ответом, даже жевать перестали.

— Не дамся! — вдруг заорал Бык и бросился на «авторитета».

Натан подставил ему подножку и Бык растянулся у ног Дяди Боруха. Натан навис над ним с самодельным ножом.

— Убери нож, — приказал старик. — Встань, гнусь.

Бык поднялся. Испуганно смотрел на Дядю Боруха, но мышцы напряглись, в любой момент он готов был броситься в драку.

— Успокойся, Бык, не гоношись, — ласково сказал Дядя Борух, — я ж с тобой по-хорошему разобраться хочу. Я не держу на тебя зла, но ответить ты должен? Должен! Я правильно говорю, пацаны?

— Правильно, — поддержала его камера.

— И какое ж мы ему наказание придумаем? — все так же ласково спросил Дядя Борух.

— Я кричать буду, — глухо пообещал Бык.

— Что ж, дорогой мой, кричи. Тебе же хуже будет. Да и не услышит никто.

Авторитет моргнул Шульману. Игорь перехватил Быка сзади, наклонил его голову вниз. Он был намного сильнее, ему не составляло труда держать провинившегося в таком положении. Бык дёргался, вырывался, но ничего не мог сделать.

— Давай, Инженер, твоя очередь. Он ведь, кажется, хотел тебя обидеть?

Николай Борисович заёрзал на своём месте, переводя взгляд с Дяди Боруха на Быка.

— Не…не… Я не могу. Нет…

— Ну, тогда ты, Санька, — кивнул авторитет Евреину.

Сашка начал расстёгивать штаны, но Бык, собравшись с последними силами, сбросил с себя Шульмана, выхватил у Натана нож, и с криком бросился на Дядю Боруха. Старик незаметным движением ткнул ему два пальца под горло и Бык, закатив глаза, свалился на пол.

— Эх, молодёжь, молодёжь, — вздохнул Дядя Борух и приказал, — В парашу его. Обоссать. И всю задницу порвать. Шваброй. Быстро!

Евреин затащил Быка в душевую, следом за ним туда же вошли Шульман, Лёша — убийца и Натан. Евгений слышал как орал Бык, хоть пущенная из душа вода и заглушала крики. Николай Борисович в ужасе закрывал уши руками. Дора сидел в углу, безразлично глядя в стенку. Он лучше всех знал, что сейчас происходит в душевой. Он уже прошёл через эту боль и унижение…

— Ты, Журналист, не думай обо мне плохо, — спокойно сказал Дядя Борух. — Думаешь, мне это надо? Но закон есть закон. Не я его придумал. Выйдешь отсюда, напишешь. Клёвое чтиво будет.

Дверь душевой открылась. Евгений увидел Быка, стоящего на коленях между своими мучителями. Его голая задница была в дерьме и крови, из заднего прохода торчала швабра. Во рту он держал член Лёши — убийцы, глаза были закрыты, по щекам текли слезы…

— Вот теперь, Женя, ты знаешь, что такое «эскимо». Никогда не доводи до этого. Лучше харакири сделать, — Дядя Борух поднялся, постучал в дверь камеры и, когда она открылась, вышел, ни с кем не попрощавшись.

— Скоты, скоты, — как заклинание повторял Николай Борисович, качаясь из стороны в сторону.

Натан, Шульман и Лёша молча вышли из душевой, аккуратно прикрыв за собой дверь.

— Вот теперь и пожрать можно, — радостно заявил Лёша, потирая ладошки. Кажется, он был очень доволен собой.

— Не суетись, — осадил его Натан. — Всему своё время. Инженер, жрать будешь?

Николая Борисовича вырвало прямо на пол. Тошнотворный запах разнёсся по всей камере.

— Во блин! Убирай теперь, — Шульман коротким ударом сбросил Инженера с койки. — Или тоже швабру хочешь?!

(Натан)

Незнакомец провёл Натана в ближайший дом. Завесил единственное окно старым байковым одеялом, зажёг керосинку, выставил на стол чугунок с вареной картошкой, солёные огурцы, помидоры и трехлитровую банку самогонки. Дом был пуст. Кроме стола, трех колченогих табуретов, проваленного, частично сгоревшего дивана и огромной кровати с пожелтевшей от времени периной, ничего не было. Только в углу висела почерневшая икона, на которой с трудом угадывался лик Иисуса.

Птенец снял свою доху и оказался стареньким, очень ветхим мужичком. На вид ему можно было дать и 70, и 150 лет. Хотя Натан мог бы предположить, что и во времена Парижской коммуны ему было столько же.

— Садись, мил человек. Здесь не часто люди ходят, — старик выговаривал слова ясно, чётко, без шамканья. Может быть даже слишком чётко. Так говорят, когда язык не является родным от рождения. — Рассказывай, кто ты, как сюда попал, откуда меня знаешь?

Натан протянул ему записку. Старик взял её осторожно, двумя пальцами, за краешек. Долго читал, шепча про себя слова, потом разлил по стаканам самогон: