Пропавшая гора - Майн Рид

с чингаритой – крепким алкогольным напитком, который делается все из того же основного продукта их питания – мескаля. Хотя койотерос сами его не готовят, но хорошо знают и очень любят; они гадают, почему бочонок оставили, а не унесли на гору!

Вытащив бочонок на середину корраля, они радостно танцуют вокруг него, время от времени прихлебывая из чашек-калабашей с таким шумом, что можно подумать, будто в лагере, в котором жили мужчины и женщины, теперь поселились дьяволы.

Так продолжается почти всю ночь. Фигуры, которые видны в свете костров, действительно похожи на демонов, лица их освещены красным огнем пылающих веток мескаля и сосны-пиньона, смолистых деревьев. Все громче становятся нестройные диссонирующие звуки; дикие крики и восклицания могут заставить поверить, что здесь возник сам ад.

Глава XIII

Карающий выстрел

Полночь, и гора и равнина погружены в темноту. Тьма полная, потому что луны нет. Луна закрыта густыми кучевыми облаками, которые накатились с Калифорнийского залива. Это признак приближающегося сильного дождя.

Дикари легли спать. Их шумный пир кончился, и теперь всюду тишина, только время от времени фыркают лошади шахтеров или мул стучит копытами, взволнованный новым соседством, полувоют-полулают рыскающие койоты и кричит козодой, который ловит насекомых над озером. Но голосов людей не слышно, и в чернильной тьме не видно ни одного человека.

Однако и наверху, и внизу не все спят. На равнине линия часовых вокруг того места, где начинается ведущая вверх тропа, а внутри этой линии два человека, у которых нет обязанностей часовых.

Оба они, конечно, индейцы, один из них сам Эль Каскабель, а второй – младший вождь, его главный помощник. Они в разведке – пытаются определить, смогут ли осаждающие в темноте незаметно подняться и захватить осажденных врасплох.

Все время после захвата лагеря Гремучая Змея думает, и мысли у него тревожные. Не сожаления о возможном отказе от набега на поселки по Хоркаситасу. Вряд ли осада займет много времени, да и добыча будет достойной компенсацией. Он изучил покинутый лагерь, нашел указания на богатство и уверен, что наверху есть сокровища. Они вознаградят за время, потраченное на осаду. А что касается мести – большая группа шахтеров, не меньше ста человек, с женами и детьми, и между ними знатные сеньоры: смерть всех мужчин, захват женщин – это будет достойная месть.

Однако он испытывает сомнения. До захода солнца их не было, но теперь появились. Потому что ему пришла в голову мысль, не приходившая раньше ни ему, ни его воинам. Не могли ли шахтеры послать человека с просьбой о помощи? Если послали, помощь придет, и она будет достаточно сильна, чтобы снять осаду. Теперь вождь знает, что осада может быть долгой. Найденные в фургонах остатки продовольствия говорят о том, что наверх его унесли много. Вдобавок изобилие дичи и неограниченные запасы воды – настоящая природная крепость. Неудивительно, что вождь койотеро нервничает при мысли о посыльном. А он мог незаметно уйти. Они были очень далеко и могли его не увидеть.

Несмотря на темноту, наверху есть люди, которые видят вождя и его помощника. У выхода из расселины караулит группа шахтеров. Они только что пришли на дежурство, сменив предыдущую группу. Дон Эстеван, по опыту знающий, что в ранние часы опасности нападения индейцев нет, поручил в это время охрану не самым надежным людям. А вот между полуночью и утром нужно опасаться краснокожих, и здесь в охрану отобраны лучшие караульные, и в их число входят Педро Висенте и его верный Ахат [Верный Ахат – друг и спутник Энея в поэме Вергилия «Энеида»] Генри Трессилиан.

Вряд ли это можно назвать караулом – всего лишь небольшая группа часовых. Особых опасений, что индейцы так скоро и без серьезных размышлений попытаются подниматься, нет.

– Может, они никогда не решатся, – говорит гамбусино в дружеском разговоре с караульными. – Зачем им это? Они хорошо понимают, как это опасно. Захватив нас в сеть, как рыбу, они не станут сами лезть в воду, потому что знают, что в ней есть tiburones (акулы).

Висенте когда-то нырял за жемчугом в заливе, отсюда его морские сравнения.

– Да, tintoreros [Сельдевая акула (исп.)], – говорит он, называя самых опасных представителей акульего рода и положив руку на большие камни, рядом с которыми лежит. – Я хотел бы, чтобы они попробовали и первым шел бы Гремучая Змея. Это дало бы мне возможность рассчитаться с художником за плохой рисунок у меня на груди – бросив ему в голову одного из этих красавцев. Malraya! У меня может никогда не быть возможности рассчитаться, особенно сейчас.

За его последними словами, полными разочарования, следует молчание. Новые часовые, только что начавшие исполнять обязанности, считают разумным познакомиться с тем, что происходит внизу. Все они лежат за парапетом из больших камней. Они видели, какая дальность стрельбы у «королевы Анны»; тяжелая пуля в любую минуту может просвистеть в расселине, и лучше не быть у нее на пути. Поэтому они лежат, но глаза у них выше камней, и они имеют возможность осторожно смотреть вниз. Но ничего не видят, даже равнину и озеро; не слышат звуков, которые могли бы издавать люди, но знают, что дикари расставили внизу часовых, и поэтому какое-то время просто прислушиваются.

Наконец, убедившись, что повода для тревоги нет, Висенте достает cajoncito (коробочку) с сигаретами и закуривает. Его товарищи поступают так же; молодой англичанин, давно освоившийся с обычаями страны, тоже курит, только гаванскую сигару.

Проходит несколько минут, и тут гамбусино, посмотрев на юго-запад, видит то, что заставляет его выплюнуть сигарету и посмотреть внимательней. Он смотрит на небо: узкая щель между тучами по краям стала желтовато-белой. Луна должна быть близко к ней – она действительно близко, а вот она и в самой щели: вылетает из тьмы, как стрела.

Ночная тьма мгновенно сменяется дневным светом; каждый предмет на ллано, даже самый маленький, становится виден на мили вплоть до горизонта. Но их взгляды, особенно взгляд Педро Висенте, так далеко не устремляются: гамбусино сразу видит внизу то, что привлекает его взгляд. Это не линия часовых, хотя их он тоже видит, но две человеческие фигуры внутри этой линии и ближе, у самого начала ведущей вверх тропы. У одного из этих людей он видит знак, в котором ошибиться невозможно, – череп на груди, который при свете луны кажется вырезанным на бронзе.

– Carraia! Эль Каскабель! – возбужденно восклицает он; не произнеся больше ни слова и не потратив ни одной лишней секунды, поднимает ружье к плечу, прижимается щекой