Торг с мертвецами, часть 2 - Алекс Хай

вашу, здесь делает слуга Граувера? Такую лопоухую башку не забудешь. — Он попробовал обойти его сбоку. — Отец! Отец! Здесь…

— Чёрт, — вырвалось у Ганса.

Думать времени не было. Черсо со всей дури врезал лбом ему в переносицу. Послышался хруст, Фридрих сдавленно взвыл, колени подогнулись.

— Аз ты з сфолоть! — Эккехард потянулся к поясу за мечом. Ганс попятился.

— Прости, — сказал он Белингтору. — И в мыслях не было, что он мог меня запомнить.

— Ты хленоф флуга хренофа элцкацлела! — пропубнил Фридрих, поднимаясь и надвигаясь на Ганса. — Флуга моего влага. Ты позалееф.

Эккехард вскинул руку с мечом и рванул к Гансу. Улучив момент, Черсо обошел его сзади и треснул рукоятью меча по голове. Фридрих захрипел, опустил руки и сполз в грязь.

Из шатра вывалились Веззам и Ралл. На плечах Веззам нёс Эккехарда-отца. Судя по всему, вырубили его тоже крепко.

— Идём! — скомандовал Тень. — Быстрее.

Первый мельком оглядел место схватки у шатра.

— Что здесь было?

Черсо тихо хохотнул:

— Кому скажу — не поверят, что я начистил лицо самому герцогу!

— Как же давно я мечтал врезать по его самодовольной физиономии, — прошептал Ганс. — Хорошо, что это был ты.

И рухнул.

Только сейчас Белингтор разглядел, что он зажимал руками рану, рядом валялся меч Эккехарда — в крови. Весь левый бок Ганса окрасился кровью, мокрые пальцы жутко блестели в сполохах огня.

— Идите, парни, — стремительно бледнея, проговорил слуга. — Он успел. И, кажется, мне конец.

2.2 Миссолен

— Готовы, ваша светлость? — Голос Ихраза вывел Демоса из оцепенения.

Канцлер рассеянно кивнул:

— Да, конечно.

— Последний шанс отступить. Вы точно уверены?

«Как будто сейчас можно быть хоть в чём-нибудь уверенным».

— Будь у нас другой вариант, я выбрал бы другой вариант, — проворчал Деватон. — Но альтернатив нет. Открывай ворота.

Энниец подчинился и знаком приказал гвардейцам налечь на ворот. Тяжёлые створки главный ворот дворцового комплекса медленно, словно нехотя, отворились. В лицо Демосу ударила вонь чумного города, а уши едва не заложило от шума беснующейся толпы.

«Обычно в такие моменты желают удачи. Но мне она не нужна. Нужен только успех».

— Удачи, господин, — шепнул Ихраз, вызвав у Демоса нервный смешок. — Если почуете неладное, сразу дайте знак: мы вас вытащим.

«Успеют ли? Сложно защищать безумца, решившего выйти к ещё более безумной толпе. Я и шагу не успею сделать, как они разорвут меня на куски. Если захотят».

— Конечно. Я буду осторожен.

Телохранитель наградил господина печально-насмешливым взглядом.

— Вы и осторожность несовместимы.

— Поэтому у меня есть ты — чтобы их совмещать, — улыбнулся канцлер.

Он подтянул и без того болтавшейся на тазовых костях пояс — сказывалась вынужденная чумная диета — и, перехватив трость поудобнее, шагнул вперёд.

«В яростную неизвестность».

На дворцовой площади, казалась, собралась половина выжившего города. Толпа ревела, швыряла в стены булыжники, самые преданные последователи Альбумуса окружили своего предводителях и завывали настолько жуткие гимны, что по позвоночнику Демоса прошёл холодок.

«Ненависть, боль, неистовство, безумие. Это ли прекрасная и великая столица, которую я успел так полюбить? Мой Миссолен, мой Белый город. Мой… дом? Хорошо, что дядя Маргий уже никогда не увидит, во что превратился город. Хорошо, что Креспий слишком мал, чтобы осознать происходящее. И хорошо, что у него есть я — тот, кого не жаль пустить в расход, если что».

Сразу в нескольких кварталах бушевали пожары — Демос видел столбы дыма и чувствовал запах гари. Докладывали, что бунтовщики пытались ворваться в Эклузум, но церковники отстояли владения.

«И теперь Альбумусовы прихвостни обратили свой гнев на нас».

Демос неторопливо вышел за ворота.

— Расступитесь! — рявкнул герольд со стены. — Вы требовали видеть канцлера — он перед вами.

Не оборачиваясь, Демос жестом велел герольду замолчать.

«Спасибо, дальше я как-нибудь сам».

— Брат Альбумус, выходите, — обратился канцлер к толпе. — Это переговоры. Даю слово, мои люди вас не тронут.

Окружавшие мятежника бритые наголо женщины и дети тревожно заквохтали, когда монах-еретик стал пробираться сквозь свой живой щит.

— Всё в порядке, братья и сёстры, — успокоил он. — Лорд Демос, пожалуй, сейчас единственный человек в столице, чьё слово чего-то стоит.

«Враги меня ценят! Как приятно, с ума сойти».

— Никого не тронут, клянусь именем Гилленая, если и вы не станете…

— Как ты смеешь поминать его имя всуе, грешник? — взвизгнула одна из фанатичек. — Господь и так уже покарал тебя за грехи, но ты не остановился! Не смей осквернять его имя своим поганым ртом!

Демос вопросительно уставился на Альбумуса — тот широко улыбнулся и пожал плечами — дескать, был не при делах. Канцлер покосился на фанатичку.

— При других обстоятельствах такие заявления вам бы с рук не сошли, но у нас сейчас ситуация не из простых, — сказал он. — Поэтому я забуду то, что сейчас услышал. Ибо мы здесь затем, чтобы договориться.

Брат Альбумус жестом велел женщине отойти подальше и сам приблизился к канцлеру. Демос отметил, что он всё так же ходил босиком и носил самую грубую рясу.

— Вряд ли это получится, лорд Демос. Ибо вряд ли вы согласитесь на мои требования.

— Сначала изложите, а там посмотрим.

Еретик снисходительно улыбнулся и почесал старый шрам на правой стороне лба.

— Божья власть во всём Миссолене, — громко заявил он под одобрительное ворчание толпы. — Исключительная — на время чумы, а затем — совместно с малолетним императором. Слуги божьи проследят за его воспитанием и станут преданными советниками. Младенец Креспий — божий подарок для всей империи, он отмечен особым благословением Хранителя, ибо появился рассвет тогда, когда страна уже была в отчаянии. И он должен быть ближе к богу.

«Ага, и узнали мы о нём ровно за мгновение до того, как меня короновали. Истинное чудо! Божественное вмешательство, не иначе».

— Но младенец Креспий оказался не в тех руках, — продолжил Альбумус, кружа вокруг Демоса. — Мать с истерзанной душой, предводитель проделкой церкви и…

— Горелый интриган? — подсказал Деватон.

Монах фыркнул.

— Из всего регентского совета вы кажетесь мне самым вменяемым, ваша светлость. Хотя бы потому, что стоите сейчас передо мной и всё ещё пытаетесь спасти то, чему, по-вашему, я угрожаю. — Он остановился и изучающе уставился на обожжённую половину лица Демоса. — Но вы не понимаете, что я вам не враг.

— Другом вы мне тоже не кажетесь.

— Людям сложно принять нечего новое и чуждое. Вам ли этого не знать? И всё же это не означает, что я не прав.

Демос пожал плечами:

— Не нам судить.

— Соглашайтесь на мои условия — и останетесь в регентском совете, — уговаривал Альбумус. — Взгляд насквозь светского человека может быть полезен,