Черный граф - Серж Арденн

С прилипшими к волосам остатками омлета, приор, ворвавшись в приливах ярости на просторную кухню, где маялся голодный капрал, воскликнул:

– Это вот что?! Что я тебя спрашиваю?!

Верещал он, указывая на кусочки снеди, видневшейся на поблескивающих жиром волосах. Истерзанный голодом Дордо, от чего испытывающий не меньшее недовольство, чем хозяин, раздраженно завопил:

– И ты смеешь это говорить мне?! Мне тому, кто вот-вот упадет в голодный обморок?!

Подобная наглость принудила по натуре спокойного и терпеливого приора выйти из себя.

– Голодный обморок?! Я знаю твои обмороки, наступающие лишь после нескольких пинт1 кларета, влитых в твою ненасытную глотку в ближайших, грязных и отвратительных трактирах! И ты позволяешь себе, после всего, что случилось, своему благодетелю, человеку, потерявшему в схватке друга, нашего отважного Мартена, дерзить и пререкаться?!

Обхватив руками голову, Буаробер, всхлипывая, плюхнулся на стул. Обиженный Дордо, отвернувшись от хозяина, гневно оторвал ломоть хлеба и принялся безжалостно пережевывать его. Тишину нарушали лишь потрескивание дров, в очаге, да прерывистое дыхание Буаробера. Заложив за спину руки, капрал, будто не замечая хозяина, мерным шагом, несколько раз обошел вокруг грубого кухонного стола, за которым, с поникшей головой, сидел приор.

– Ну, ладно, Франсуа, будет тебе.

Капрал присел рядом с хозяином, по-дружески положив ему руку на плечо.

– Ну, не плачь, не плачь, слышишь. Слезами горю не помочь, лучше говори, что стряслось? Какая собака, сим прекрасным утром, укусила тебя за душу?

Вытерев платком влажные от слез глаза, Буаробер, словно ребенок у которого отобрали любимую игрушку, произнес:

– Её похитили…

Он вновь зарыдал, уткнувшись носом в платок. Изучающтм вглядом, измерив хозяина, толстяк произнес:

– Что-то я не возьму в толк, о ком ты говоришь? Кого похитили?

– Её, мадемуазель Камиллу…

– Постой-постой как это возможно, ведь ты отвез её в монастырь Святой Женевьевы?

Приор ответил лишь рыданием.

– Да прекрати ты ныть!

Закричал потерявший терпение капрал. Буаробер, выпрямился, будто вопль Дордо отрезвил его, вырвав из влажного, всхлипывающего состояния горечи, и вполне внятно ответил:

– Сегодня утром, настоятельница поведала мне, что какой-то господин, по-видимому, молодой блестящий дворянин, несколько дней назад, явился в святую обитель и, назвав условленную фразу – пароль, что лишило всяческих подозрений монахинь, увез мадемуазель Камиллу в неизвестном направлении.

В задумчивости, Дордо описал ещё несколько кругов по просторной кухне.

– Ты говоришь условные слова?

Лё Буа кивнул.

– А кто кроме тебя, знал эти слова?

Встревоженный приор уставился на слугу.

– Кто же? Метр Альдервейден, дядюшка нашей Камиллы.

– Но судя по описанию, в монастырь явился не аптекарь, не Альдервейден?

Безутешный приор обреченно покачал головой.

– Нет, это определенно не он.

– Тогда не рыдай, а припомни, кто ещё знал о пребывании девицы в аббатстве?

Предприняв безуспешную попытку, напрячь память, Буаробер вновь безнадежно закачал головой.

– Нет, не вспомню. Вероятно, более никто не был посвящен в эту тайну.

– Так не бывает Франсуа! Посуди сам, так не может быть! Вспоминай, быть может, ты кому-то обмолвился о девушке или назвал пароль?

Вдруг лицо «веселого аббата» прояснилось, и он воскликнул:

– Ну да, как же я мог забыть! Я всё, как на духу, выложил месье де Варду, лейтенанту кардинальской гвардии! Конечно, именно ему!

Но внезапно нахлынувшую радость, так же нечаянно сменило разочарование, долевшее приора.

– Что же это получается?

Обратился он, скорее, к самому себе, вопрошающе глядя на слугу.

– Значит это он, увез Камиллу? Он?!

Отказываясь верить в произошедшее, Буаробер завопил:

– Но это не возможно! Я не верю в это! Граф порядочный человек, дворянин, он не мог столь низко поступить, воспользоваться моей откровенностью и добрым к нему расположением!

Провозгласил Лё Буа, дав волю своей досаде. Капрал, искривив рот, злобно прошипел.

– В этом мире, нет ничего невозможного, мой доверчивый друг.

– Тогда я немедленно отправлюсь в Пале-Кардиналь, отыщу месье де Варда, и прилюдно провозглашу его негодяем и вором!

– Не вздумай даже мечтать об этом! Если не желаешь лишиться своей головы!

– Не смей перечить мне! Я твой хозяин!

От этих слов, толстяк сразу поник, и глубоко вздохнув, тихо произнес:

– Ах, вот как! А я думал мы друзья.

Он опустился на табурет, отрешенно глядя на угасающие угли в старом очаге.

Осознав, что взболтнул лишнего, Буаробер, придвинув стул, уселся рядом с Тео, положив ладони на колени, разглаживая ветхий бархат своих потертых кюлотов. Так, молча, казалось, боясь поглядеть, друг на друга, они просидели несколько минут.

– Ну, не сердись, Тео…

Наконец произнес приор, все ещё не глядя на слугу.

– Не сердись. Ну, взболтнул лишнего, с кем не бывает?

Вдруг капрал, неожиданно обернувшись к хозяину, доверительно произнес:

– Ты знаешь Франсуа, последнее время, когда я выношу твою ночную вазу, то испытываю чувство тревоги, глядя на её содержимое. Я полагаю, тебе следует быть более убедительным!

Взор изумленного Лё Буа, застал слугу, как не удивительно, вполне оправившимся от обиды.

– Но не сегодня, не сегодня, Франсуа…

Плут, для пущей убедительности, понял вверх указательный палец.

–…Сегодня тот редкий случай, когда следует подальше спрятать свои недовольства, переспав с ними несколько ночей. Потерпеть всего пару деньков. Я где-то читал, что нахлынувшая ярость, как и глубокая обида, наихудшие обстоятельства для ведения диалога. Как бы вы не желали высказать в лицо негодяю свои справедливые упреки, не следует этого делать в крайне возбужденном состоянии. Требуется выждать день, другой, всё взвесить и обдумать, и лишь тогда, успокоившись, во всеоружии, явиться к обидчику. Проблема сразу же приобретет иной смысл, а в голове наступит ясность и предупредительность, наилучшие спутницы для убеждений и справедливых требований. Тем более если утеснитель, грозный лейтенант кардинальской гвардии.

Не моргающий, исполненный удивления взор остекленевших глаз Буаробера, воспарил в небо, сквозь распахнутое окно, уже, казалось, не различая реальности, заблудился в причудливых узорах перистых облаков, медленно плывущих над залитым солнцем городом.