Магия чистых душ 2 - Ольга Шах

После общения с наркоманами у меня осталось четкое убеждение, как в старых фантастических фильмах, когда в человеческое тело вселяется чужеродная тварь. То есть, она выглядит как человек, но ничего человеческого в ней уже не осталось. Нет такого преступления, на которое бы не пошел нарик ради дозы. Они сродни зомби — у них нет никаких ни родственных, ни душевных привязанностей, только одно осталось — Доза! Так что иду и не знаю, чем это закончится. Но решила, что ментально буду сканировать их там всех, но наркомана — крайне осторожно, они очень подозрительны и любое появление у них в голове посторонней с их точки зрения мысли могут счесть угрозой или нападением.

Дверь мне открыли не сразу, вначале явно пытались рассмотреть, нет ли за моей спиной или сбоку от дверей полицейских. Затем дверь открылась и меня рывком за рукав куртки выдернули в темный коридор. Дверь за моей спиной грохнула запорами и нервный голос приказал.

— Иди в кухню!

Я и пошла, планировку таких квартир, я знаю, бывала не раз. В кухне, у стола, сидела женщина неопределенного возраста. На полу, в углу между мойкой и холодильником, забилась девчонка лет двенадцать-тринадцать на вид, с опухшей половиной лица, с расплывающейся обширной гематомой, рваная рана на губе, откуда ещё все выступала кровь. Девочка машинально стирала с лица кровь ладонью, но молчала, уставясь в одну точку.

Сопорозное состояние, когда от стресса, ужаса мыслительная деятельность отключается, и человек уже не реагирует на внешние раздражители.

Меня грубо ткнули стволом карабина в спину.

— Ширево давай!

Я, стараясь не делать резких движений, аккуратно достала из внутреннего кармана коробочку с промедолом, подала назад наркоману. Он, открыв ее, взревел.

— Почему одна ампула? Чё, морфия нет? Промедол мне суешь!

— Мы ехали на подстанцию, пополняться, расход с утра был большой, нас с дороги развернули сюда. Морфин нам сейчас не выдают, только промедол. Больше у меня ничего нет, есть в ящике анальгин. Можно, я девочку осмотрю?

— Че этой мелкой сучонке сделается? Шприц чистый давай!

Получив требуемое, ушел в другую комнату. Я подошла к ребенку. Да, губа разорвана и гематома здоровенная, вон и глаз уже закрылся. Как бы скуловую кость этот выродок не сломал… затампонировав кровоточащую рану салфеткой с хлоргексидином, просканировала девочку.

Я была в ужасе, даже не могла вдохнуть воздух!! Нет, скуловая кость была целая, хотя этот урод ударил сестру затыльником приклада. Девочке, оказывается, было шестнадцать лет, а не двенадцать, как мне показалось вначале. Наверное, сказывалось недоедание, потому что отчётливо ощущалось чувство голода, но не это самое ужасное. Девочку уже год насиловал этот выродок, не могу назвать его человеком! Причем при полном попустительстве матери, она все знала и тоже запугивала ребенка, говоря, чтобы она молчала, иначе брат сильно расстроится и вообще ее убьет. А этого допустить никак было нельзя, поскольку девочке была положена пенсия за погибшего отца, и все эти деньги шли на наркотики.

Ребенок уже решился покончить жизнь самоубийством, больше не выдерживала, но вот это случилось… Я повернулась к матери, если можно так сказать. Видимых повреждений на ней не было, но вид у нее тоже был пришибленный. Она подняла на меня глаза со слезами.

— Вы не подумайте плохого, Вадик, он хороший, просто — это же болезнь такая, да? Его просто надо лечить! Его нельзя наказывать, его лечить надо!

Истово шептала она, надеясь, что и в этот раз ее мальчику повезет и все обойдется и ее Вадик останется с ней. Я огляделась вокруг. Нда, бедновато, видно, что все ценное уже вынесено и продано на дозу.

Но и ещё более жуткая мысль мелькала в голове у этой, не могу сказать, матери. Она уже прикидывала, как бы удачно продавать дочь мужчинам, чтобы получить деньги для Вадика. Судьба дочери ее не интересовала, у нее был только одно божество — сын. Пока я все это обдумывала и пыталась понять, как и что тут можно сделать на пороге появился довольный Вадик. Вмазался уже. Посмотрев на нас, он неожиданно весёлым голосом сказал.

— А ты тоже ничего, врачиха! Пойдем, развлечемся, пока вертолет не пригонят! А то эта — он небрежно ткнул стволом карабина в сторону девочки — надоела, ноет только. Пошли!

И он попытался дёрнуть меня за рукав. Я шарахнулась от него. Наркоман истерически завизжал.

— Что шарахаешься? Не хочешь? Кто тебя спрашивает? Или вот хошь, смотри, я этих сучек убивать буду на твоих глазах, пока ты сама не разденешься!

Девочка сидела молча, а вот мать зарыдала.

— Ну что вам стоит, женщина? Соглашайтесь, ничего с вами не случиться, вы же не молоденькая!

Я почувствовала, как злоба поднимается во мне, мутит голову, как начинают трястись руки от протекающей к ним силы, но тут опять послышался голос этого урода, истерический, с подвизгиванием.

— А вот, смотри, я сейчас в голову себе выстрелю, если не согласная! Смотри, где ж твоя гуманность, где твоя клятва Демократа? Не веришь, что выстрелю? Смотри!

Я даже не успела повернуться, как мать пулей пролетела мимо меня, повиснув на руке сына. Выстрел таки грохнул, уши заложило от звуковой волны, резко и кисло запахло сгоревшим порохом. На полу валялся наркоман, под головой собиралась кровавая лужа. На теле самоубийцы валялась и выла волчицей мать. Мне и проверять не надо было — Вадик был бесповоротно мертв. Я подошла к девочке в углу, вытянула ее за руку, повернула в сторону от этого жуткого зрелища, и, не выпуская ее руки, взяв свой ящик, вывела девочку из проклятой квартиры.

По лестнице уже скачками неслись спецназовцы. Коротко спросив — Помощь нужна!? — они ворвались в квартиру. А мы пошли вниз по лестнице, лифт был отключен. Подойдя к своей машине, я сделала страшные глаза своим, чтобы они ничего не говорили, только помогли обработать травмы у девочки и сделать инъекцию обезболивающего. Отъехав от дома, я попросила Андрея, чтобы он подъехал к моему дому, и по дороге позвонила Нине, чтобы она спустилась вниз.

Подъезжая к дому, увидела вышагивающую у подъезда сестру. Вывела девочку из салона машины, передала ее сестре, велев накормить и уложить спать. Завтра все расскажу. По дороге на подстанцию, сказала своим, чтобы они твердо запомнили — девчонка сбежала из машины у дверей детской больницы. И коротко рассказала о случившемся в квартире. Фельдшер и интерн подавленно молчали, а непосредственный Андрюха сказал.

— Ну, ясно, сбежала от страха! Не наше это дело, сбежавших пациентов ловить!

И, помолчав, добавил — Жаль, нельзя эту гниду убить ещё раз!

На подстанции, коротко доложившись о выезде, и сдав рапорт об израсходованной наркоте, подписанный полицейским полковником, я ушла в комнату отдыха и присела на кушетку. Сил не было даже разговаривать. Сообразительный Ильяс разворачивал от двери всех желающих пообщаться со мной.