Изменяю по средам - Алена Левински

– Она ничего баба, умная, – говорила мне Надюха, пока мы шли мимо стройки к метро «Маяковская». – Ну, конечно, не без тараканов в голове. Но они же у всех есть!

Надюха была на восемь лет младше меня, можно сказать, еще совсем дитя, но при этом девушка бойкая и талантливая. Писала резво и красиво, за что ею дорожили как автором. Надька долго была вольным художником, писала «для души», но в день, когда ее настигло совершеннолетие, а именно, в двадцать один год, решила, что пора становиться серьезной женщиной. Она пошла на работу в журнал «Галя», который тогда только организовывался, и теперь, по прошествии двух лет, гордилась тем, что научилась опаздывать на работу не больше, чем на час.

– Сейчас я тебе покажу дохлую ворону, – сказала Надюха. – Она там лежит и портит мне настроение. И тебе испортит, вот увидишь.

Действительно, под бетонным забором, отделяющим стройку от пешеходной дороги, лежала крупная особь. Лапами кверху, хвост веером. Одно слово – дохлая.

Я почувствовала легкий приступ немотивированного раздражения. Кажется, ворона начала действовать.

В аптеке фармацевтша с именной бирочкой на груди не дала скидки на лекарство, хотя свекровь вручила мне карточку постоянного покупателя. В результате я набрала полосканий для горла, микстур от кашля и чудодейственных таблеток от температуры больше чем на восемьсот рублей.

В метро меня постигло очередное разочарование.

– Поезд следует до станции «Краснопресненская», – раздалось получленораздельное сообщение машиниста.

Черт! Ну всего одна остановка до «Киевской» осталась… Пришлось выходить, внедряться в плотную негодующую толпу на перроне, а потом участвовать в давке желающих ехать на следующем поезде…

Маршрутка от метро почти укомплектована. Свободно всего одно место. Стоим. Ждем таинственного незнакомца. Рядом со мной – тетка с жирно подведенными глазами, зажала в потной трудовой мозоли вялый червонец. Сидит и, чувствую, сердится.

Водитель в неравной борьбе с собственным южным акцентом выдает:

– Вай, кто не передал денег? Не поедем никуда!

– Поехали! Считать лучше надо! – загалдели пассажиры.

– Кому не нравится – может идти ждать автобус. Я никого не держу, вай! – распалился водитель.

– Поехали, блин! А то на хрен ментам сдадим, пусть регистрацию проверят хорошенько!

Тут меня осенила догадка. Я поворачиваюсь к тетке с жухлым червонцем и говорю ей громко, чтобы все слышали:

– А ВЫ – заплатили за проезд?!!

– А вдруг он не поедет? – встрепенулась тетка. – Я лучше передам деньги, когда он заведется.

Господа пассажиры обрадовались:

– Ага! Это ты не заплатила?! Из-за тебя все стоят! Дура крашеная!

«Сейчас растерзают в клочья», – подумала я, потирая ручонки. Призрак дохлой вороны весело закружил над маршруткой, опустился на уровень окна и постучал костяным клювом в стекло.

Водитель чертыхнулся, потом произнес короткое емкое ругательство и повернул ключ зажигания.

По случаю неожиданного устройства на работу я решила хорошенько убраться в доме, в частности провести акцию «Отречемся от старого мира». Суть акции – расчистить шкаф. Я всегда знала, что человек обрастает в течение жизни всевозможным барахлом, которое он называет «может пригодиться», «это память о…» и «жалко выбрасывать». Но чтоб этого добра было столько в одном шкафу я не предполагала!

Итак, альбомы с фотографиями в одну сторону, негативы – в другую. Сумочки… Черненькая, рыженькая, еще черненькая и еще рыженькая. Эту подарил муж, когда еще ухаживал за мной. Вероятно, ему стало стыдно показываться со мной на людях, когда я была с этой черненькой сумкой, и он подарил вон ту рыженькую. Разумно. Через некоторое время я ее постирала, и вещь превратилась в тряпку. Обычная история.

Пузатая велюровая косметичка мрачной расцветки. Я ее помню в молодости, она принадлежала еще моей старшей сестре Ольге. Косметичка полна богатств. Бусы и цепи, напоминающие сокровища Алладина, но значительно дешевле. Сережки под гжель, если их можно так назвать. Кольцо с янтарем вида «Мне пятьдесят восемь, и я горжусь». Брошь. Никогда не любила броши, откуда она могла взяться?.. Если это надеть – то сразу к психиатру. Пропустят без очереди. Нет, это все к Алладину обратно.

Что тут еще? Градуснички в количестве трех штук для измерения температуры воздуха. Расплодились они, что ли? Я точно знаю, где лежат еще три. Надо сложить до кучи, пусть размножаются дальше. Однажды свекровь вытащит дюжину.

Фотоаппарат поляроид. Просится в мусоропровод. Но жалко, вещь же. И два плеера, оба почившие в бозе. Выброшу тихо, чтоб Антон не видел. А то еще напугает, что починит. Муж еще больший мешочник, чем я.

Старые фотографии. Старые и желтые, некоторые порваны. А вот это надо не только сохранять, а и реанимировать по мере возможности.

Ой, есть еще и беленькая сумочка! Блин, а зелененькой в сизый горошек нет? Какое упущение!

Гм… Книга «The art of fucking for hours». Однако! Вероятно, принадлежит ветреному прошлому моего мужа. Это вместо систематизированного справочника по грамматике, что ли?

Термобигуди. Я буду изумительна в перманенте. Надо оставить. Когда я решу-таки разойтись с мужем, то сделаю кудри на ночь.

Дневники… Однажды меня угораздило пару лет вести записи, что-то вроде дневников. Неблагодарное занятие, как все мероприятия, требующие систематичности. Имена… имена… и все больше мужские… Срочно в печку, пока муж не вернулся с работы.

Накладная на приобретение какого-то кабеля в Краснодаре. Можно было обменять в течение двух недель, но в 1994 году. Очередная пачка выписанных на карточки английских слов. Сколько ж я их выписала за свой век? В печку карточки.

Микрокалькулятор, украденный мною из магазина во время работы. В студенческие времена я подрабатывала в магазине видеотехники. Там приобрела полезный навык – умение пользоваться дистанционными пультами. До сих пор применяю ежедневно. Микрокалькулятор, впрочем, можно подарить свекрови.

Помада цвета губ мертвого вампира. Изумительная по своей редкости вещь, выдержанная, как доброе французское вино, хранящая запахи времени и старого платяного шкафа. Завещаю, чтоб мне накрасили ею губы в гроб, куда я заберу с собой весь этот вековой хлам, потому что выбросить практически ничего не удалось!

В двери заворочался ключ. Пришла свекровь. Заглянула в нашу комнату, где на полу ровным слоем лежало содержимое шкафа, громко тяжело вздохнула и не поздоровавшись ушла к себе.

Вечером Антон вернулся не в духе. Поужинал плохо, что меня и насторожило: плохой аппетит супруга, который обычно съедает двойную порцию, – повод для беспокойства. Потом открыл старый облупленный сервант, пошарил в его недрах и капризно произнес:

– Где мой зефир?

– А я откуда знаю?! – рассердилась я.