Девять необычайных жизней принцессы. Гайя - Гислен Роман

снова возвращались ко мне. Я думала, что так продолжится до самого Нассау, пока в один миг всё не переменилось.

Вот уже несколько дней мне казалось, что стало гораздо жарче. Царил тягучий зной, которого я раньше не испытывала. Незнакомым оказалось даже солнце, раскалявшее море и рассыпавшее по его поверхности блестящие алмазы.

Мы приближались к цели. До суши оставалось совсем недалеко. Как и до моего отца…

Экипаж охватило беспокойство. Офицеры нервничали, кричали по любому пустяку и подолгу с тревогой вглядывались в море. Во всех их разговорах эхом звучало: «Пираты». Шёпотом произносили матросы это слово, будто вызывали дьявола, и боялись, что, произнеси его имя всуе в полный голос, сатана воплотится. Я не понимала ни слова, но чувствовала, как вокруг витает страх. Наконец я спросила о своих догадках юнгу, и крестное знамение, которым он поспешно осенил себя, подтвердило мои опасения.

На нас напали два дня спустя, безлунной ночью перед самым рассветом. Темноту разорвали несколько пушечных выстрелов. Они ударили в бок нашего корабля, и судно покачнулось. Пробудившись ото сна, офицеры, не одевшись, бросились на палубу. Один из них крикнул, чтобы я спряталась в сундук. Я тщетно пыталась возразить, он схватил меня за руку, пихнул внутрь, захлопнул крышку и запер. Я отчаянно билась изнутри, но крики мои заглушали звуки безжалостной схватки между матросами и пиратами.

Я провела взаперти несколько часов, представляя разворачивавшуюся вокруг бойню и прислушиваясь к её жуткому шуму. В этом деревянном ящике, убогом гробу, где негде было вытянуть ноги, я оказалась на краю смерти и потеряла способность испытывать страх. Я лишилась чувств.

Меня привел в себя сильный толчок. Сундук, в котором я по-прежнему оставалась, с силой бросили на пол. Сквозь щель я увидела яркий свет. Но до того меня разбудили чьи-то слова. Чей-то людоедский голос проорал, полагаю, окружавшим сундук, чтобы они убирались подальше, потому что он собирается прострелить замок. Затем раздались шаги и послышался звук взводимого курка, который было невозможно спутать ни с чем другим.

Я завопила.

Наступила гробовая тишина, за которой последовал невообразимый грохот. Я поняла, что это кто-то бьёт кувалдой по замку сундука. Трёх ударов оказалось достаточно. Чья-то рука подняла крышку, и на фоне яркого, слепящего света показалась тень. Таинственный кто-то больше напоминал каменного истукана, чем человека. Потрясение оказалось обоюдным: мужчина выругался и отступил на несколько шагов. Я чуть снова не потеряла сознание. Сначала я увидела солнце, лучи которого напоминали огненные мечи; затем – десятки ярко разодетых пиратов, глядевших на меня широко раскрытыми глазами, пусть даже у некоторых глаз оставался только один. Один из них – без всяких сомнений, тот, что спас меня – наконец подошёл и подал мне руку. Рука была грязная и измазанная сажей; на ней не хватало пальца, но оставшиеся четыре были унизаны крупными перстнями. Выбравшись на палубу, я рискнула оглядеться и поняла, что нахожусь на совершенно другом корабле. Это было трёхмачтовое судно, гораздо более потрёпанное, чем «Новая надежда». На флаге, что развевался на верхушке, не красовались цвета моей страны. На чёрном полотнище ухмылялся череп с двумя скрещёнными костями.

… затем – десятки ярко разодетых пиратов, глядевших на меня широко раскрытыми глазами, пусть даже у некоторых глаз оставался только один.

Первым заговорил их предводитель, Билл Джукс (именно он высвободил меня из сундука). Он знал, что я – Галла Мансвелл, дочь губернатора Нассау, и что ценность моя равнялась моему весу в золоте. В попытках спасти свою жизнь, капитан, прежде чем его отправили на дно вместе со всей командой и кораблём, рассказал пирату о моём присутствии на борту. Без малейших колебаний пират объяснил мне свой план: несколько его людей немедленно отправятся на лодке в Нассау и попросят встречи с губернатором, чтобы передать требование о выкупе. Моя голова оценивалась в сто тысяч золотых дукатов – и ни грошом меньше! Если отец откажется платить, попытается напасть на посланцев или начать торговаться, меня тут же казнят. Первую половину выкупа отец должен выплатить сразу, вторую – после освобождения.

Чтобы доказать, что я и в самом деле у него в заложниках, Билл Джукс попросил меня отдать янтарный медальон и срезать прядь волос. Вместе с ними гонцы направились в сторону берега. События разворачивались так неожиданно и стремительно, что я и не знала, на что надеяться. На то, что меня вернут отцу, которого я совершенно не знала, и насильно выдадут замуж ради выгоды? Или на то, что моя так неудачно начавшаяся жизнь скоро подойдёт к концу?

Той ночью я не могла уснуть. Меня заперли в какой-то каморке и накормили малосъедобной пищей. С палубы до меня доносились звуки празднества, отзвуки ругани и запах рома. Под утро гвалт стих. Затишье оказалось недолгим. Закричал дозорный: шлюпка возвращалась. Я услышала, как кого-то поднимают на борт и как матросы побежали за Биллом Джуксом. Наступившая тишина не предвещала ничего хорошего. Если бы пиратам дали половину выкупа, они бы уже начали пропивать её…

Меня нашли и вытащили на палубу. Главарь стоял, вытянувшись во весь рост, и держал в руках сложенный лист бумаги с красной сургучной печатью. Он оторвал её зубами, выплюнул на пол, развернул письмо и посмотрел на него так, словно пытался высмотреть что-то на дне колодца. Затем он поднял на меня глаза и разразился проклятиями, способными повалить мачты. Вся команда наблюдала за ним, затаив дыхание. Уже позже я узнала, что о том, как страшен гнев Билла Джукса, слагали легенды по всем Карибам. Говорили даже, что один из его людей предпочёл выпрыгнуть за борт, нежели и далее сносить ужасающий вой пирата. И вот я, дрожа в одной ночной рубашке, оказалась лицом к лицу с человеком, от которого зависела моя жизнь. Я набралась смелости и посмотрела ему в глаза. И тогда я всё поняла. Его ярость была криком бессилия, признанием слабости, приставленным к виску оружием.

Я приблизилась к пирату, мягко забрала письмо из его рук и тихо сказала:

– Не беспокойтесь, я умею читать.

Он повиновался мне с покорностью, от которой экипаж потерял дар речи.

Дрожащим голосом я принялась читать письмо, которое оказалось ничем иным, как моим смертным приговором:

– Сим письмом я, сэр Эдмунд Мансвелл, отвечаю на предъявленное мне требование выкупа, единственной целью которого является безопасное возвращение молодой женщины, выдающей себя за Галлу Мансвелл, мою дочь, почившую в Англии ещё в детстве. Девушка, каким-то