Ориан, или Пятый цвет - Поль-Лу Сулицер

Следователь Ален Натански был известен в судебных кругах своим постоянным хорошим настроением и густыми черными, закрученными кверху усами, придававшими ему наигранно-строгий вид, который сразу разоблачался смешливыми глазами. Ориан познакомилась с ним в начале восьмидесятых — когда они вместе учились на юридическом факультете. Он был внуком польского эмигранта, разбогатевшего, но потом разорившегося во время одного неудачного предприятия. Его отец Стефан был блестящим инженером-атомщиком, но попал в какое-то темное шпионское дело во времена «холодной войны» эпохи Брежнева. Его подозревали в передаче сверхсекретных документов на другую сторону железного занавеса, и однажды утром его тело нашли в лаборатории. Вдове не разрешили попрощаться с умершим под предлогом государственной тайны, и ей пришлось пережить двойную трагедию: потерять мужа и не иметь возможности поплакать над его останками.

За шутками и каламбурами Алена Натански, несомненно, скрывалась боль, связанная с потерей отца и слухами о предательстве. Он знал, что его отец любил Францию, а коммунистов считал преступниками.

Тремя днями раньше, когда Ориан Казанов вызвала Алена, чтобы поручить ему специальное задание, не связанное с «законной судебной процедурой», как она выразилась, он спросил себя, что задумала эта молодая женщина. Он считал ее неподкупной, неспособной кривить душой, никогда не вмешивающейся в различные махинации. Вот о чем размышлял Ален Натански на борту самолета, следовавшего по маршруту Париж — Либревиль. «Боинг» приземлился, звук его реактивных двигателей рассек горячий воздух Африки.

Дверь самолета открылась, следователь Натански полной грудью вдохнул влажный воздух, насыщенный йодом и легким запахом кофе. Официально он прибыл на симпозиум, организованный государствами со свободными зонами для приведения в соответствие установлений и прав между странами — членами союза. Речь шла о выработке всеобщего торгового кодекса. Армада французских юристов прибыла в Габон для участия в этом историческом событии, однако в действительности они имели вполне понятные интересы — те, что пахнут нефтью. Ориан еще раньше просила информировать ее обо всех мероприятиях между Парижем и Габоном, связанных с вмешательством французского правосудия. Узнав о симпозиуме, она с удовлетворением увидела в списке участников имя Натански.

Ориан предполагала, как Ален отреагирует, узнав о подозрительной смерти супругов Леклерк, Во время встречи в кафе она рассказала ему о судье-идеалисте с обостренным чувством справедливости, о его любящей жене и о сыне, которому не могла ни дать объяснения по поводу смерти родителей, ни вселить надежду на раскрытие преступления. Натански слушал молча, веселая маска сползла с его лица. Ориан глубоко вздохнула, выложив ему все, и пошла, сняв с души тяжесть, в «Галерею». Она знала, что на Натански можно положиться, он постарается открыть тайну смерти Леклерка.

Французский следователь присоединился к делегатам, собравшимся во Дворце конгрессов Либревиля. Ему вручили повестку дня, толстую папку с документацией, пригласительный билет на вечерний банкет и план столицы. Основная работа начиналась лишь завтра. Он остановился в заказанном ему номере отеля, фасадом смотревшего на море, привел себя в порядок и попросил предоставленного к нему на время симпозиума шофера показать город.

Покатавшись по центру среди современник зданий, банков и базаров, он велел остановиться у дверей судебно-медицинского института. Бейджа участника симпозиума оказалось достаточно, чтобы дверь перед ним открылась. Президент Габона издал указ, обязывая население и административные органы облегчать работу зарубежных гостей, дабы их пребывание в «черном эмирате» было приятным и плодотворным. Алена Натански принял сам директор Жан-Пьер Лубунго, член президентской семьи, большой знаток Франции и даже имен и фамилий членов французской сборной по футболу.

— И чего вас принесло в этот институт? — поинтересовался директор после долгих сетований о неудачах сборной Габона в отборочных турах на кубок Африки.

— Выполнить дружеское поручение, — ответил Натански, довольный тем, что наконец-то приближается к цели.

Искусно играя комедию, он поведал о дружбе, с детства связывавшей его с беднягой Деклерком, о внезапной смерти которого он узнал недавно. Ему хотелось бы попрощаться с усопшим другом и помолиться над его останками.

— Я понимаю вас. Как мусульманин я преклоняюсь перед вашим благородным поступком. Я велю провести вас в морг.

Он набрал номер внутренней линии, положил трубку. Вентилятор усердно гонял воздух. Мужчины молча смотрели друг на друга.

— Да… печальное событие, — наконец сдержанно произнес директор.

Постучав в дверь два раза, в кабинет вошел молодой африканец в белом халате. Лубунго обратился к нему на непонятном следователю языке. Тот на таком же языке что-то ответил директору, потом обратился на французском к Натански:

— Соизвольте пройти со мной, месье.

Они спустились по прямой длинной лестнице, слабо освещенной голыми лампочками. Мужчина в белом открыл камеру и толкнул толстую дверь в просторное холодное помещение. Одна стена была занята стеллажом с большими выдвижными ящиками.

— Меня зовут доктор Диало, — представился африканец. — Я не осматривал вашего друга, но знаю, что он умер от многочисленных ожогов.

Натански не ответил, Диало взялся за ручку одного ящика и быстрым движением выкатил его из ячейки. На лице мертвеца не было следов ожогов. Будто невзначай наклонившись к голове, следователь заметил четкий кровоподтек, похожий на след от удара по затылку. Кровь запеклась, даже волосы не могли скрыть следа от удара. Но особенно поразило Натански наличие черной пеньковой веревки вокруг шеи покойника. Доктора Диало это тоже, кажется, удивило, но он не подал вида. Когда следователь потребовал объяснений, его собеседник недоуменно раскрыл глаза, взял в руки веревку и озадаченно осмотрел ее.

Натански воспользовался этим моментом и небрежно спросил, нельзя ли увидеться с судмедэкспертом. Доктор Диало, секунду поколебавшись, пригласил последовать его за собой. Они поднялись этажом выше и оказались в секретариате института.

— Присаживайтесь, — пригласил африканец.

Натански устроился на небольшом кожаном канапе, а доктор Диало в это время вынимал и вставлял обратно каталожные ящички. Подошел он к нему с огорченным видом.

— Теперь я вспомнил: досье было передано вашим властям. У нас ничего не осталось, кроме регистрационной карточки. Но в ней нет ничего особенного.

— А в ней говорится о той черной веревке?

— Ни слова, месье. Это просто какая-то загадка, — ответил доктор Диало; глаза его бегали, словно он столкнулся с какой-то магией, доступной лишь белым, в которую не желал вмешиваться.

Следователь Натански велел шоферу ехать в отель. Там он немного передохнул, одновременно размышляя об увиденном. Вспомнив о словах Ориан, он решил не обращаться в посольство Франции. Там могли работать люди, готовые на все, чтобы помешать раскрыть правду. Он вытянулся на кровати, жара погрузила его в полусон, и сквозь дрему он услышал скользящий звук со стороны двери. Он не встал — полет в самолете и малоприятное посещение морга измотали его. Спал он недолго: образы, занимающие его мозг, были ужасны: деформированное лицо Леклерка перемежалось с лицом собственного отца, и Ален бессознательно боролся с глубоким сном, который полностью отдал бы его во власть демонического кошмара.