Акушерка Аушвица. Основано на реальных событиях - Анна Стюарт

Это привлекло всеобщее внимание.

– Насколько больше? – спросил кто-то.

– Намного больше. Вы будете работать на фермах, поэтому появится прямой доступ к продуктам на полях.

– Не мерзкая гниль, как здесь?

Румковский натянуто улыбнулся.

– Именно. Первые поезда отправятся через два дня. Чтобы зарезервировать место, завтра обратитесь в администрацию. Записывать будем в порядке живой очереди.

– Почему не сегодня? – спросил кто-то, и к нему присоединились многие.

Толпа подалась вперед, и Эстер удалось выбраться с площади.

– Звучит заманчиво, правда? – сказала Марта мужу.

Ной не был в этом так уверен.

– Я слышал об этих трудовых лагерях, – ответил он, ероша свои темные кудри. – Это мрачное, опасное место. Люди там строят дороги и долбят камни, а не собирают вкусные овощи – и это еще, если тебе повезет. Я считаю, нам нужно подождать.

Эстер с ним согласилась. Да, в гетто тесно и мало еды, но пока что здесь безопасно.

– Вот наш дом, – весело сказала Эстер, когда они добрались до своей улицы.

Трудно было назвать это домом. Чужие люди уже поселились в комнате родителей Филиппа, а теперь и Эстер привела новую семью. Когда они вошли, лица у всех помрачнели, но тут же прояснились, когда Ной открыл чемодан и достал несколько банок фасоли и – о чудо! – плитку шоколада.

– Пир! – воскликнул Филипп, приглашая всех войти.

Эстер была счастлива, что он встретил их так приветливо.

– Сегодня Марта помогла мне на сложных родах, – сказала мужу Эстер, пока все занялись освобождением места для вновь прибывших. – Я думала, ребенок умер, была уверена, но потом она…

Слова замерли на ее устах – в комнату вошла Лия. Волосы ее были в беспорядке, глаза покраснели. Рут кинулась к ней.

– Лия, что с тобой? Что случилось?

– Га…га… Ганс, – всхлипывая, пробормотала Лия.

Отец мгновенно вскочил, стиснув кулаки.

– Что он с тобой сделал?

Лия судорожно всхлипывала, словно ей не хватало воздуха.

– Он попытался меня поцеловать… Он сказал, что его отправляют в Берлин и он будет по мне скучать. Он спросил, буду ли я скучать по нему. Конечно же, я ответила, что буду, – я просто хотела быть вежливой. Но он прижал меня к шкафу и попытался поцеловать. Я оттолкнула его – сама не знаю, как у меня это получилось, ведь он гораздо больше меня… Наверное, он просто не ожидал такого… Ему, наверное, казалось, что его внимание мне… польстит… Но это не так. Я просто испугалась, оттолкнула его, и он упал. Он сильно стукнулся и разозлился… Он кинулся за мной, но мне удалось выскочить в коридор, а оттуда в кабинет – и он не успел меня схватить.

Все в ужасе смотрели на Лию.

– Он старший офицер? – спросил Беньямин.

– Какая разница?! – взревел Мордехай. – Кем бы он ни был, я морду ему начищу за такое!

– Ты этого не сделаешь, – резко оборвала его Рут. – Иначе с нами может произойти все что угодно.

– Но он же уезжает в Берлин, верно? – спросила Эстер, пытаясь сохранить спокойствие. – Ты же сказала, что он уезжает, да? Ты сказала, что он уезжает в Берлин?

Лия кивнула.

– Да. Сегодня.

– Значит, все в порядке.

– Пока что…

– Что ты хочешь сказать?

Все смотрели на Лию. Бедная Марта ничего не понимала. Дети ее смотрели на происходящее широко распахнутыми глазами, словно оказались в зоопарке.

– Что ты имеешь в виду? – повторила Эстер.

Лия громко сглотнула.

– Когда я выходила после работы, он поймал меня. Я пыталась уйти с другими девушками, но он сказал, что ему нужно сказать мне «пару слов», и мне пришлось остаться.

– Что он сделал? – зарычал Мордехай.

– Ничего, – быстро ответила Лия. – Я ничего ему не позволила, папа. Я не…

– Это не твоя вина, Лия, – Рут погладила дочь по волосам. – Все это не твоя вина.

Эстер виновато подумала, что это правда. Лия была слишком молода, но Эстер отлично понимала, чего хотел тот Ганс. И ее мать тоже это понимала, и отец. Но все были слишком рады германской говядине, чтобы предостеречь Лию.

– Что он сказал, Лия? – осторожно спросил Филипп.

Лия посмотрела на него. Губы ее дрожали.

– Он назвал меня «грязной ханжой» и… и…

Она покраснела.

– Это все пустое, – быстро проговорила Эстер. – Что бы он ни сказал, это неправда.

Лия с благодарностью посмотрела на нее.

– Но потом… потом он сказал, что я должна дождаться, когда в следующем году он вернется из Берлина. Тогда он будет старшим офицером и сможет «германизировать» меня. Что это значит, Эстер? Как он может это сделать?

Эстер крепко обняла сестру, отчаянно пытаясь подобрать слова. Вперед выступила Сара.

– Наверное, он просто изменит твое имя, Лия. Они же переименовали Лодзь.

Лия непонимающе посмотрела на нее и покачала головой.

– Нет. Я чувствовала, как он обнимал меня. Я чувствовала его дыхание на своей шее. Это нечто большее, да? – Она посмотрела на Эстер. – Да?!

Эстер обняла ее еще крепче.

– Это нечто большее, – кивнула она, понимая, как непоправимо стремительно повзрослела ее пятнадцатилетняя сестра. Сегодня ей повезло – она сумела сбежать. Но если этот Ганс вернется, то получится, что она лишь выиграла немного времени. – Я думаю, тебя нужно оттуда забирать.

– Может быть, уехать? – осторожно предложила Марта.

Эстер посмотрела на нее. Ей хотелось поверить Румковскому – свобода, свежий воздух, хорошая еда, – но что-то не позволяло это сделать.

– У нас есть время, – сказала она. – Нужно выждать. Я попрошу Бронислава узнать про эти лагеря, а потом мы решим. Хорошо?

– Хорошо, – согласились все.

– Я не хочу уезжать от вас, – Лия изо всех сил вцепилась в Эстер. – Я не хочу ехать в лагерь.

– Никто ни в какой лагерь не поедет, – успокоила ее сестра. – А теперь давайте ужинать.

Марта осторожно потянулась за фасолью, но впервые с момента закрытия гетто ни у кого не было аппетита.

Глава девятая. Январь 1942 года

АНА

Ана вышла из красивого дома неподалеку от Петрковской улицы (она никогда не называла ее Адольф-Гитлер-штрассе), сжимая в руке пачку марок, которыми с ней расплатились. Она попыталась сосредоточиться на чуде прекрасного рождения – молодая крепкая женщина, у которой уже был двухлетний сын, родила здоровых близнецов. Когда все закончилось, в комнату прибежал малыш. Он был так рад появлению сестричек, что это растрогало всех присутствующих. И неважно должно было быть, что семья была немецкой, недавно переехавшей из Австрии и получившей этот дом, поскольку отец семейства был известным профессором химии. Но это было важно.

Ана обернулась на окна, сияющие теплым светом сквозь падающий снег. Совсем недавно этот дом был любимым домом трудолюбивых евреев, которым теперь приходилось ютиться под одной крышей с десятью людьми в гетто. Может быть, они оказались в доме Аны. Трудно было не замечать множество немецких семей, прогуливающихся в новых парках, заполняющих новые театры и школы, не ощущая горечи. Несмотря на свой солидный возраст, Ане порой хотелось кинуться на землю посреди мерзкой «Адольф-Гитлер-штрассе», застучать кулаками, как маленький ребенок, и закричать: «Это нечестно!!!»

Сегодняшняя мать была очаровательной. В доме ничто не выдавало нацистских убеждений, кроме обязательного портрета крысоподобного фюрера. Муж роженицы оказался спокойным, достойным господином. Они очень обрадовались, что Ана свободно говорит по-немецки. Между схватками