Магония - Мария Хэдли

&,&,&.

!!!!

Я не в силах взглянуть на него.

После продолжительного молчания, когда гигантский кальмар уплывает обратно в свое царство, я заставляю себя заговорить:

– Хочешь узнать, какое я загадала желание?

Как будто он и так не знает. Мне кажется, он уже много лет загадывает то же, что и я. Мы оба всегда очень успешно притворяемся, будто ничуть не суеверны, но на самом деле это не так.

– В этом нет необходимости, – говорит он, глядя на меня с горькой улыбкой, и я вижу, что эта улыбка стоит ему немалых усилий.

– Аза, – говорит он, наклонившись ко мне. Я хочу прижаться к нему, правда хочу, и я уже совсем близко, и я не могу дышать, и я – это я, а он – это он, и мы лучшие друзья, и что все это значит? Ему меня жалко?

Нет, нет, это же Джейсон, и он в дюйме от меня. Он все еще плачет, и я тоже. Я придвигаюсь к нему, и он придвигается ко мне, и

за окном сверкает молния.

Белая, шипящая, заставляющая волосы на всем теле встать дыбом, с запахом озона, повергающая в трепет. Прямо на заднем дворе моего дома. Прямо за окном. Совсем близко. В десяти футах от нас.

От неожиданности мы тут же отскакиваем друг от друга.

АЗА, ревет свистящий голос. АЗА ПОРА ВЫХОДИ.

В окно барабанит дождь, и тут же к нему прибавляется град, такой крупный, что градины можно принять за шарики для пинг-понга. От напора ветра дрожит оконное стекло.

Я соскальзываю с дивана, и Джейсон подхватывает меня, не давая мне упасть.

– Ты это слышал?

– Что, гром? – говорит он. – Мощно, да?

– Да нет же, – говорю я. – Миллион птиц. Целый миллион, и все они ко мне взывали.

Джейсон прижимает меня к себе, что только усиливает мое смятение.

Раздается шум, в котором слились хлопок ударной волны, рев реактивного двигателя, гром и оглушительный грохот, и шум этот взрывается множеством различных голосов:

АЗА.

Шум распадается на отдельные голоса, похожие на гудение проводов, которые отрывками доносятся до меня сквозь ветер. Все – кто, все? – кричат, поют, визжат мое имя.

АЗААЗААЗААЗАЗАЗАЗАЗААЗААЗАЗАЗА

Я хватаю Джейсона за рубашку и вглядываюсь ему в лицо. Он некоторое время прислушивается, а потом мотает головой.

– Вот это да, – говорит он.

– Что?

– Ну и погодка.

Я отстраняюсь от него, поправляю кофту, складываю листок, который он мне дал, и убираю его в карман.

– Ага, – говорю я, стараясь унять дрожь в пальцах.

Черт, черт, черт. Я схожу с ума, на этот раз точно. Таких галлюцинаций у меня еще никогда не было.

Джейсон наблюдает за мной с удивлением и беспокойством. Я стараюсь не вспоминать тот день, когда зашла к себе в комнату и увидела, что все блохи подохли и валяются на дне террариума среди россыпи блесток.

– Ты как? – спрашивает Джейсон.

– Не очень.

– Из-за всего происходящего, – медленно говорит он, – или из-за того, что я все испортил?

Я мотаю головой – на большее я не способна.

– Мне нужно прийти в себя, – говорю я в конце концов.

Посмотрев на меня долгим, пристальным взглядом, он кивает, закрывает свой ноутбук с гигантским кальмаром и идет наверх. Я остаюсь сидеть в темноте, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями. Мне хочется и плакать, и смеяться.

Мы почти…

Но нет.

И…

Спустя несколько минут, когда сердце перестает метаться в груди, я поднимаюсь наверх.

– Ну как ты? – Он моет посуду. Мы оба чувствуем себя страшно неловко.

– Лучше, – говорю я.

Он откашливается.

– Вернемся к Магонии? – спрашивает он, не глядя на меня. – Могу рассказать еще что-нибудь про средневековые инопланетные хроники.

Я смотрю на его спину. Плечи = чересчур высоко.

– Может быть… – начинаю я и умолкаю. Но потом, набравшись смелости, продолжаю. Что, если конец близок? Что, если сегодня мой последний день на земле? Самое время проявить смелость.

– Может быть, я хочу вернуться к тому, чем мы занимались до этого, – говорю я. – Это я все испортила, извини.

Я перехожу на скороговорку:

– Ну-что-если-хочешь-начнем-все-с-начала-хоть-я-и-ходячая-катастрофа.

Джейсон заметно расслабляется: лицо его проясняется, а плечи возвращаются в обычное положение.

– Ты думаешь, что вселяешь в меня ужас… – он всегда произносит эти слова, когда я начинаю себя критиковать.

– Но я тебя не боюсь, – я заканчиваю фразу за него, потому что уже выучила ее наизусть.

Джейсон наклоняется ко мне через стол, и я готовлюсь изменить наш статус, потому что – о господи – мне так сильно хочется изменить наш статус, но именно в этот момент с гримасой отвращения в кухню врывается Илай.

Ничего страшного.

Подумаешь, не удалось поцеловаться.

Вот если бы я годами почти что бессознательно фантазировала о том, как мы целуемся, тогда было бы обидно.

Мне хочется сорваться на Илай, хотя она ни в чем не виновата.

– Там на улице такая паршивая погода, – говорит она, после чего окидывает нас оценивающим взглядом. – Да и здесь внутри тоже. Я попала под дождь. Вы видели молнию?

Она стряхивает с плеча капельку дождя, всего одну. Не удивлюсь, если моя сестра обладает тайным умением ходить между дождинками. Я, наоборот, даже в туманное утро промокаю до нитки.

– Илай, – говорю я. – Не могла бы ты…

Она, должно быть, научилась еще и читать мои мысли, потому что мгновенно занимает оборонительную позицию.

– Это и мой дом тоже, – отвечает она. – Ты не имеешь права выгонять меня из кухни.

– Я тебя не выгоняю, – говорю я, содрогаясь при мысли, что она может как-то прокомментировать то событие, которому только что воспрепятствовала.

– А собиралась, – говорит она, садясь за стол. Ну и чутье у нее. – Но я никуда не уйду, не дождешься. Я есть хочу.

Покашливая, я ухожу к себе комнату, где стоит лютый холод, а они остаются в кухне есть эклеры.

До процедуры осталось одиннадцать часов, не то чтобы я считала. У меня нет никакой необходимости считать часы, ведь я вовсе не собираюсь завтра умирать.

Я достаю листок бумаги, подарок Джейсона, и принимаюсь его разглядывать. Он поступил нечестно: теперь мне еще сильнее хочется жить. Я { } тебя больше, чем [[[{{{ }}}]]].