Любовь без границ. Путь к потрясающе счастливой любви - Ник Вуйчич

Канаэ говорит, что ей нравится мой австралийский акцент, но в начале нашего романа мы порой не понимали друг друга по телефону. Постоянные выступления влияли на мой голос. Поутру и ближе к вечеру он напоминал шуршание автомобильных шин по гравию. И это вносило свой вклад в наше непонимание.

Канаэ часто просила меня повторить сказанное. Отдельные слова мне приходилось повторять снова и снова. Канаэ смущалась, потому что никак не могла меня понять. «Канаэ, не стесняйся, – говорил я. – Я могу повторить. Я из Австралии, и английский язык для меня тоже не совсем родной!»

Чаще всего мы оба не понимали друг друга. В речи Канаэ огромное количество неправильно произносимых английских слов. Например, когда она произносит слово «touch», в ее устах оно звучит как «roach». Мне подобные милые оговорки кажутся совершенно очаровательными!

Я долго думал, что имела в виду Канаэ, когда сказала, что ей нравятся мои «moos-tech» – так необычно она назвала щетину у меня под носом (moustache). Но больше всего мне нравится, когда она вместо «more expensive» (дороже) говорит «expensier» (дорожЕе).

Мне до сих пор не хочется ее поправлять, потому что я буквально таю от ее ошибок. Но потом я все же говорю ей, как правильно произносится то или иное слово, и она злится, потому что я не говорил ей этого раньше!

– Почему ты не поправил меня в первый раз, когда я ошиблась? – злится она.

– Потому что мне страшно понравился твой вариант! – с улыбкой отвечаю я.

Канаэ прекрасно понимает, что она – не единственная, кто терзает несчастный английский язык. Я сам постоянно ошибаюсь в глаголах! У меня вечно возникают проблемы с временами глаголов, и я часто делаю ошибки.

В свою защиту могу сказать, что и отец мой тоже часто ошибается. Ваша честь, прошу учесть наследственность!

Мой отец и его родители, мои бабушка и дед, всегда говорили дома на сербохорватском, а когда мешаешь сербскую и английскую грамматику, то получается гремучая смесь. Даже сегодня Канаэ начинает хохотать, когда я ошибаюсь и конструирую какую-то невообразимую фразу.

Как это ни странно, но не совсем уверенное владение английским языком очень сблизило нас с Канаэ. Мы постоянно хохотали над неправильным произношением и грамматическими катастрофами друг друга. Хотя мы родились на разных континентах, нам обоим пришлось приспосабливаться к новой стране, ее языку и обычаям.

Мы оба понимаем, каково это – быть иным. В детстве Канаэ была единственной азиаткой в своей школе и городе. Только у ее семьи была японская фамилия. Отсутствие конечностей очень явно отличало меня от других. Но мало того, я еще и вырос в семье сербских иммигрантов! Мои родители говорили с нами только по-английски, потому что, когда они только приехали в Австралию, их высмеивали, а порой даже били! И это несмотря на то, что в Австралии живет огромное множество иммигрантов!

Мы с Канаэ не раз чувствовали себя «иностранцами», и это сближало нас еще больше. Вместе мы могли посмеяться над пережитым.

Наконец мы разобрались в путанице и совершенных ошибках. Несмотря на то что нас часто разделяло огромное расстояние, у нас с Канаэ был чудесный период ухаживания.

Ухаживание – это тот период, когда больше узнаешь друг о друге. Каждый из нас – очень сложная личность, имеющая за плечами уникальный жизненный опыт. Вы можете представить, какую неуверенность порождал мой очевидный физический недостаток – никакая ошибка в английском с этим не сравнится. Неуверенность Канаэ проистекала из того, что она была единственной «китаянкой» в мексиканском городе, из-за развода родителей и из-за того, что в детстве ей пришлось пережить немало лишений.

Неуверенность очень осложняет любовные отношения – но она же может стать надежной основой для настоящей любви. Как это происходит? Мы с Канаэ оба испытывали неуверенность в себе, поэтому понимали друг друга, как никто. Отношения страдают, когда слова и поступки одного человека пробуждают неуверенность, тревогу и стресс в другом. Если же вы понимаете друг друга и стараетесь избавить партнера от неуверенности и страха, то ваши отношения только крепнут.

Я быстро понял, что Канаэ очень тонко понимает чувства окружающих. Она способна к глубокому состраданию. За долгие годы я научился помогать людям спокойно относиться к тому, что у меня нет конечностей. Я шучу, показываю, как справляюсь с разными повседневными задачами, но в моей душе всегда живет неуверенность. Канаэ интуитивно понимает все, что может причинить мне душевную боль.

Я до сих пор удивляюсь, как она сумела построить наши отношения и приспособиться к моим физическим недостаткам. Она ведет себя так, словно для девушки совершенно естественно иметь бойфренда в инвалидном кресле. Ее не оттолкнуло, что я не способен делать то, что остальные воспринимают как должное. Когда я говорю, что Канаэ начинает чесать мне спину еще до того, как я почувствую зуд, многие смеются, но это действительно так!

Чем лучше я узнавал ее и ее окружение, тем понятнее мне становилось, кто такая Канаэ. Ее характер сформировался в очень юном возрасте, потому что уже тогда на ее плечи легла совершенно взрослая ответственность – ведь родители ее развелись, и отец серьезно заболел. Она стала опорой для младшего брата Кендзи. Канаэ – невероятно чуткий и заботливый человек.

Пока меня терзали сомнения, сможет ли Канаэ полюбить меня таким, как есть – без рук и ног, она боролась с собственными чувствами. Ее беспокоило, что я путешествую по всему миру с проповедями и лекциями, а она все еще учится в школе и пытается понять, чего хочет от жизни. Поскольку я успел уже многое увидеть и сделать, ей казалось, что она никогда не сможет до меня дотянуться.

«Ты – оратор и проповедник, которого знают во всем мире, – говорила мне она, – а я еще не начала никакой карьеры». Я твердил, что хочу, чтобы она путешествовала со мной, разделив мою жизнь и миссионерскую работу. Я хотел никогда с ней не расставаться. Я чувствовал, что Бог соединит наши пути, и когда-нибудь она сможет стать настоящей медсестрой.

У Канаэ были и другие проблемы, с которыми ей приходилось бороться. Мои родные и друзья всегда меня защищали. Когда я был один, мои близкие внимательно следили за женщинами, о которых я рассказывал и с которыми встречался. Стоило мне заговорить о понравившихся девочках или показать отцу их фотографии, он тут же отзывался о них негативно. Я злился, потому что он всегда говорил, что эти девочки мне не подходят и что они меня не любят. Я спрашивал, откуда он это знает, а он отвечал: «Просто знаю!»

Оглядываясь назад, вынужден признать, что отец всегда был прав. Интересно, что, когда я впервые показал ему фотографию Канаэ, он не сказал о ней ничего плохого!

К моменту встречи с Канаэ я был уже довольно хорошо известен – благодаря многочисленным выступлениям и просмотрам моих видеозаписей в YouTube и на других сайтах. Родители волновались, что женщины могут потянуться ко мне из-за моей известности, а вовсе не по любви. Нет, они не думали о них плохо, но эти женщины стремились «заботиться» обо мне, «спасать» меня или послужить Богу, выйдя за меня замуж.