Будь у меня твое лицо - Фрэнсис Ча

Я попала туда по стипендии от Школы изобразительных искусств при «СеоЛим». Собеседуя меня при приеме на работу в свою галерею, Руби нашла это удивительным. Я не понимала, почему она смеялась, пока другая приехавшая по той же стипендии девушка несколько месяцев спустя не поделилась интересной информацией: отец Руби – Лим Цзунь Мен – генеральный директор «СеоЛим Групп» и один из самых известных в стране людей. Руби и Му-чеон младше других его отпрысков на два десятка лет и, по слухам, незаконнорожденные; их мать – кто-то из секретарш Лим Цзунь Мена.

На вакансию я откликнулась по объявлению, найденному на доске в нашем здании. Этот заброшенный стенд лишь изредка обновлялся предложениями услуг няни – их прикрепляли наши преподаватели, испытывавшие нехватку денег. Мне нужна была работа: стипендия покрывала мое обучение, проживание и билет на самолет, но не больше. Объявление на корейском языке стало для меня лучом надежды. Я сорвала его и ушла в комнату, чтобы изучить детали.

Оно привлекало внимание не только текстом, но и внешним видом – плотная бумага оливкового цвета, золотое тиснение. Больше напоминало приглашение на свадьбу, чем студенческую листовку.

«Для открытия новой галереи требуется арт-ассистент, – говорилось в заголовке, а ниже маленькими буквами значилось: Глубокие знания в области современного искусства и свободное владение корейским и английским языками будут преимуществом».

Вряд ли на должность было много претендентов, но как же я радовалась, когда наряду с четырьмя другими студентками из разных университетов Руби выбрала и меня. В мои обязанности входила разработка дизайна каталогов, листовок и открыток для галереи. Меня напугали затраты на одну только печать, но Руби оплатила их, даже не взглянув на счета, которые я нервно ей предоставила.

Около трех недель наша маленькая группа работала по ночам. Руби и я оставались обычно до последнего – я помогала ей со срочными делами, вплоть до того, что бегала за кофе и круассанами, которые, конечно же, покупала на кредитную карту Руби. Другие девушки старались с ней подружиться, но вне работы она держалась холодно и отвечала односложно. Девушки негодовали. Я не замечала всего этого, пока не узнала, что эти трое – из богатых семей и деньги им не нужны. Они устроились в галерею, чтобы только познакомиться с Руби.

Иногда во время работы я просто не отрывала от нее глаз. Неважно, чем Руби занималась, – выглядела она ошеломительно. Из макияжа она наносила лишь губную помаду, хотя я подозревала, что ее стрелки – татуаж. Одежда поражала прекрасным сочетанием стиля и необычных цветовых комбинаций. Голос у Руби был низкий, а странная улыбка возникала на лице лишь иногда, словно всполох кометы.

– Декан любит ее за все пожертвования папочки, – сказала одна из учениц Школы дизайна Парсонс после просьбы Руби поработать в одно воскресное утро. – А сделал он их только из-за того, что она не прошла в Стэнфорд, как остальные члены ее семьи.

– Слышала, это стало величайшим позором. Туда поступали даже родственники знакомых семьи «СеоЛим», – ответила другая, учившаяся в Школе искусств Тиш. – Тогда она собралась в Йельский университет, но там учится бывшая ее парня, и Руби со злости поступила сюда.

– Нет-нет, это из-за скандала с наркотиками в Эшби, – сообщила первая, махнув волосами. – Руби должны были выпереть, но ее отец отстроил им новый тренажерный зал, и ей позволили окончить учебу. Моя двоюродная сестра учится в Эшби. Она сказала, что зал обошелся в двадцать миллионов долларов, к тому же он оснащен последними технологиями «СеоЛим».

Руби зашла в комнату и, осмотревшись, заметила меня.

– Михо, могла бы ты помочь мне с листовками? – Больше никому не сказав ни слова, она удалилась, и я с некоторым удовлетворением заметила досаду на лицах других девушек.

Все это время они игнорировали меня, узнав о моей стипендии. К тому же я не оканчивала американскую школу. «Никогда не слышала, – ответила другая ученица Школы изобразительных искусств, когда я сообщила ей название средней общеобразовательной школы в Корее, где училась. – Что, снова связи?» А когда я сказала ей, что моя школа находится в Чхонджу, ее брови поползли высоко вверх, и затем она снова уставилась в телефон. Но мне было все равно, и я не лгала о местах, где училась. Для миллионов людей Корея размером с аквариум, и всегда найдется кто-то, кто будет смотреть на тебя свысока. Просто так все устроено: почему-то в первую минуту знакомства люди задают серию одинаковых вопросов. В каком районе ты живешь? В какой школе учился? Где ты работаешь? Ты знаком с тем или иным человеком? Так и определяется, на какой ступени иерархии ты находишься.

И в одно мгновение ты уже пустое место.

Не только я и другие корейцы находили Руби очаровательной. Всякий раз, когда мы сидели в кафе или в библиотеках, люди украдкой бросали на нее взгляды. Я не могла понять, что именно привлекает их – блеск ли ее кожи и изысканная эклектичная одежда или, может быть, каменное лицо. Вот только заговорить с ней вечно пытались самые нерадивые представители противоположного пола.

Однажды мы с Руби ужинали в одном из недавно открывшихся местечек рядом с ее домом. К нам подошел очередной молодой человек, похожий на иностранца, – итальянец? Он был одет с иголочки, в хороший костюм – явно работал в какой-нибудь финансовой конторе и просто вышел купить ужин, чтобы поесть на рабочем месте. Стоя в очереди, он то и дело посматривал на нас, а забрав свой пакет с едой, подошел к нашему столику.

– Прошу прошения, что беспокою, – с легким акцентом произнес он, что выглядело весьма мило и уверенно. – Должен сказать, что ты очень красивая.

Руби даже не оторвала взгляда от тарелки, продолжая молча, медленно есть.

– Могу ли я узнать, ты живешь в этом районе? Я вот живу и работаю здесь, за углом, – сказал молодой человек и указал на здание, очевидно, подумав, что оно нам знакомо.

Никто из нас не проронил ни слова. Его улыбка начала меркнуть.

– Хорошо, что ж, приятного аппетита, – проговорил молодой человек, слегка опечалившись, и направился к выходу. Он открыл дверь, и до меня донеслось слово «сучка», сорвавшееся с его губ.

– Какая нелепость! – едва слышно сказала я Руби.

– Может, убить его? – Она прищурилась.

Я засмеялась, но тут она взглянула на меня, и сразу стало не до смеха.

– Следующего такого парня сфотографируй! Как он смеет считать, что может вот так подойти ко мне и заговорить? – Щелкнув челюстью, Руби продолжила есть. Теперь ее глаза дико сверкали.

Я кивнула, прошептав что-то в знак согласия. Мне еще многому предстояло научиться – что отвечать и как вести себя в ее присутствии.

Несколько месяцев спустя, после открытия галереи, когда другие девушки уволились и нам пришлось искать им замены среди некорейцев, Руби сказала, что я прошла проверку.

Мы выпивали в баре в Ки-тауне[15] в ожидании Ханбина и одного из его приятелей. Руби протянула мне явно поддельное удостоверение личности с моей рабочей фотографией. Я была в какой-то эйфории от первого настоящего спиртного напитка, заказанного в Нью-Йорке. Этот мир значительно отличался от корейской реальности, где алкоголь свободно распространялся среди несовершеннолетних, а хоть какие-то ограничения соблюдались лишь вполсилы.