Хроника Племени - Игорь Афонский

Поздно вечером жители городка Линце прочёсывали всю эту лесистую местность до самых гор. Они безрезультатно искали ту поляну, где, по словам местных мальчишек, произошла эта невиданная бойня. Следов пребывания этого отряда никто не обнаружил, вот только нашли кровь и остатки от животного, которое подстрелил и разделал неизвестный браконьер. Старики слушали рассказ мальчишек и только усмехались. Поговаривали, что не иначе сам Тор покарал своих врагов, великанов.

Мальчишек строго наказали, запретив им выходить без взрослых из города в лес. Ади в ту ночь немного приболел, у него поднялась температура, появился жар. Вызвали лекаря, тот пощупал пульс, потрогал лоб, покачал своей курчавой седой головой и сказал, чтобы всё будет в порядке, но ему следует постелить отдельно от всех детей.

«Скорей всего, это что – то психопатическое! Сами посудите, откуда все эти бредни про рыцарей? Просто, это расстройство перед жаром, не иначе. Его нужно лечить».

Так и сделали. Напоили ребёнка жаропонижающим и оставили в покое. К утру болезнь отступила, поэтому к его вечернему невероятному бреду отнеслись спокойно, мало ли что в лесу случается.

Потом, когда он окончательно выздоровел, то его рассказ вызывал у сверстников только смех. Это было обидно вынести, потому что доказать свою правоту он не смог. Ещё такие разговоры перерастали в конфликты, в обыкновенное мордобитие противника. Сверстники перестали водиться с ним, более того, взрослыми было запрещено говорить о лесном приключении. Те дети, которые были с ним, они не верили в других богов, кроме своего! И поэтому появление в мире Тора исключили как само собой разумеющееся. Ади столкнулся с явным заговором против себя, по крайней мере, ему так казалось. Другие дети почему – то отвернулись от него, много шептались за его спиной. Что – то такое неясное происходило.

Так он вдруг понял, что до сих пор ему только позволяли дружить с теми детьми. Больше ничего общего у него с ними не было.

* * *

Так прошло время, и он сам надолго постарался забыть эту историю. Тот свиток оказался непонятным кожаным предметом. Очевидно, очень древним документом, и тайно хранился в семье этого мальчишки долгие годы. Пока не наступило время раскрыть секрет этого странного события.

Уже 25 июня отец неожиданно досрочно выходит на пенсию по состоянию здоровья. В июле 1895 года семья переехала в городок Гафельд, который находился близи Ламбаха – на-Трауне, где отцу удалось купить дом с участком земли в 38 тысяч квадратных метров. 21 января 1896 года родилась сестра Ади Паула. К ней он был особенно привязан всю оставшуюся жизнь и всегда заботился о ней.

В 1896 году Ади поступил во второй класс Ламбахской школы старого католического монастыря бенедиктинцев, которую посещал до весны 1898 года. Здесь он тоже хорошо учился. Пел в хоре мальчиков и был помощником священника во время мессы. И здесь он впервые увидел на гербе аббата Хагене знак свастики. Такой же знак, как этот, позднее он приказал вырезать из дерева у себя в канцелярии. Чуть позже, в ноябре 1897 года отец приобрёл в деревне Леондинг под Линцем дом, куда в феврале 1898 года переехала вся семья. Дом находился около кладбища.

Так Ади в третий раз сменил школу и здесь пошёл в четвёртый класс. Народную школу в Леондинге он посещал до сентября 1900 года.

В тринадцать лет Ади потерял отца, которого очень любил. На тот момент он был уже единственным сыном в семье, братья его умерли. Сами понимаете, в то время семьи были большие, и смертность тоже не маленькая.

22 мая 1904 года в Линце состоялась его конфирмация. Это такой религиозный обряд молодого человека, очень важная часть житейских обычаев. Парень хотел быть художником, хорошо учился, его даже хвалили педагоги. Он писал стихи и новеллы. Потом он сочинил либретто для оперы Вагнера по легенде Виланда и увертюру. Именно походы в оперный театр помогли ему вспомнить тот образ, который, как он думал многие годы, ему померещился в период болезни. Он смог выразить себя также в живописи, особенно ему хорошо удавались нагие натурщицы. И несколько таких рисунков нынче стоят огромных денег.

Сестра Ангела 14 сентября 1903 года вышла замуж и стала жить отдельно. Теперь в доме с матерью остались только Ади, его сестра Паула, и сестра матери Иоганна Пёльцл. Они жили по-прежнему в относительном достатке. Это было время, когда Ади много пишет. Он сочиняет стихи, пробует написать новеллы, а потом сочиняет либретто для оперы Вагнера по легенде Виланда и увертюру. Из-за французского языка, который Ади никогда не нравился, ему пришлось перейти в другую школу. Иначе бы ему не поставили отметку на экзамене. Уже тогда учителя замечали его упрямый, немного вздорный, если не вспыльчивый характер. Даже говорили, что он никогда не был прилежным учеником.

Это вновь наше время, и чуть позже дорогому читателю станет понятно, когда именно всё это происходит. Пусть он только наберется терпения.

* * *

Итак, он лежал одетым на своей неприбранной постели и пытался всё осознать.

«А что же сегодня с ним произошло?»

Наверное, в этом месте в любом увлекательном художественном фильме в стиле «экшэн» крутили бы шлягер, какое-нибудь популярное быстрое музыкальное произведение. А затем стремительно бы всё показали как в калейдоскопе и подробно рассказали. На самом деле, это было даже не кино. Это была его грёбанная жизнь.

Комната была грязная и убогая, какая только может быть у этого молодого лентяя, великовозрастного повесы. Он её снимал, и весь интерьер к этой жилплощади прилагался. Нет, конечно, изначально комната имела приличный, благоустроенный вид. Компактная старая мебель, выполненная хозяйке на заказ. На полу настоящий, правда, уже старый, потёртый ковёр. Большую площадь помещения занимала двуспальная кровать. Таких вы уже нигде не увидите, потому что их давненько нигде не изготавливают. Эту можно считать историческим раритетом. Набалдашники, тонкие прутья, резиночки для сафьяновых салфеток, всё как положено.

Шторы на окнах были тяжёлые с настоящими бархатными балдахинами. Обои вполне свежие, не покрытые пылью и паутиной. Комната – угловая с двумя окнами, выходящими на разные стороны дома. Когда-то она имела всё, что требовалось бы для того, чтобы привлечь квартиранта. Он снимает её у одинокой старушки уже полгода и ни разу сам не пытался сделать в ней уборки. Зачем? Сам он не привык к таким делам. Изредка в его жизни появлялась очередная подруга, которая пыталась заниматься ведением хозяйства некоторое время. И он ей это снисходительно разрешал. Но потом, когда до сознания девицы доходило, что всё это бесполезно, что парень живёт «без царя в голове», и ничего серьёзного от него ждать не следует, тем более верить его вечным рассказам о якобы существующих богатых родственниках и его блестящих будущих планах. Посещения прекращались, а вместе с этим и качественные приборки.

Я уже сообщил, что большая старая кровать занимала половину комнаты, другую часть оккупировали шкаф, стол и неопределенного вида книжная полка. Всё это было таким старым и ветхим, что даже современный компьютер выглядел каким-то ископаемым на общем фоне.