Синдром Л - Андрей Остальский

— Ну, это так, гипотеза. Может, совсем и в другом дело, но что-нибудь такое-этакое на втором плане, чую, имеется, — сказал Чайник, потом вдруг резко замолчал, делано зевнул, отвернулся… вспомнил небось, что не так уж хорошо меня знает, и, посуровев, пробормотал:

— Давай, знаешь, не отвлекайся… а то мы тут с тобой до третьего пришествия…

Стали мы с Чайником папки листать старательно, но я, честно говоря, не так чтобы очень вчитывался, понятно ведь, что в основном отстой какой-то, бессмысленный расход денег, умственной энергии и бумаги. Кинул я очередную папку на архивный стол и вдруг, не знаю сам, с какого такого перепуга, сказал:

— А как ты думаешь, сколько всего у нас стукачей?

— Ну ты, парень, даешь! — поразился Чайник. — Это же государственная тайна! Ее, может, только на самом верху знают. Ну, а если бы я даже знал, ты что же думаешь, так прямо взял бы тебе и сказал?

Вижу, Чайник сердится, даже матом ругаться перестал. Боится, видимо, что я его провоцирую. Ну а даже если от простодушия, думает он про меня, так это простота, которая хуже воровства. И, в общем, он, конечно, прав. Но я чего-то завелся, остановиться не могу.

— Ну, как ты думаешь, из самодеятельного населения какой процент? Каждый пятый? Или третий? Или второй? У тебя часто один агент на другого стучит? У меня случается… А это значит, что…

— Замолчи! — повысил голос Чайник. А потом говорит: — Ты здесь посиди, остынь, а я пойду покурю.

И вышел. А я листаю очередную папку и думаю: хорошо все-таки, что я курить бросил. И еще: а чего, собственно, мне на Чайника обижаться? Да и ему на меня злиться нечего. Что я такого ужасного сказал? Предположил, что у нас агентов, то есть добровольных сотрудников, много? Так их и должно быть много! Разве в вышке не учат, что органы — ум, честь и совесть нашей эпохи? И что помогать им — священный и патриотический долг? Так что же ужасного в том, чтобы предположить, что общество достигло столь высокой гармонии? Может, это как с сексом? Все понимают, что это самая замечательная вещь на свете, но вслух говорить — ни-ни! Ну, и потом, насчет провокаторства… А что это, собственно, такое? Всего лишь дурацкое эмоциональное фраерское слово. Подобное занятие можно совсем иначе назвать — «специальный метод выявления скрытого противника». Вполне даже профессиональное поведение, между прочим. Многие из наших этим занимаются даже просто на досуге — бессознательно, по привычке. Но почему-то не хотелось мне, чтобы Чайник так обо мне думал. Как о таком вот профессионале. Хотя почему бы и нет? Что зазорного-то? И потом, кто он мне, Чайник этот? Ни сват, ни кум, ни брат. С какой стати сантименты такие? Все-таки с нервами у меня в последнее время определенно что-то не то стало.

Чайник вернулся и молча принялся папки листать. Только сопит и по стулу ерзает. Листаем мы оба, сопим и молчим. Потом вижу: Чайника распирает, на что-то такое натолкнулся, чем ему не терпится поделиться. Наконец он вдруг выругался витиевато и говорит:

— Во, блин, дают!

— Что там такое?

— Да представляешь, тут один мучудак оперативнику взятку предложил!

— Да ты что!

— Да запросто! Сначала писал на своих соседей, писал, уж такими врагами народа их рисовал, что куратор стал подозревать корыстный интерес. И точно, выяснилось: на квартиру претендует. Он даже и признался: для дочки с внучкой, не для себя, говорит. У дочки здоровье слабое, муж бросил, ей помощь нужна, внучка тоже болеет, места в детском садике давно ждем. А соседи, они точно люди нехорошие, евреи к тому же.

— Что, и на самом деле евреи?

— Да нет, конечно! Скажешь тоже… Не половинки даже… И вообще, ничего на этих самых Ахромеевых по другим источникам не приходило. Опер даже решил подослать к ним другого, опытного агента, чтобы спровоцировать на высказывания. И что ты думаешь — ни ера не вышло, дохлый номер! Агент их провоцировал-провоцировал, всякие им там идеи, как полагается, подкидывал, но они всей семьей знай вежливо кивают и на все говорят: не нашего ума это дело.

— Можно было бы, в принципе, их привлечь за недонесение…

— Ну да, теоретически можно было бы, наверно… Но сам понимаешь, это было бы уж очень нарочито. Вот тогда наш герой, кличка Иртыш почему-то, и предложил оперу десять тысяч, чтобы он Ахромеевых сгнобил. Но наш опер честным оказался.

Тут я опять брякнул, что было на уме:

— Слушай, майор, а как ты считаешь, часто бывает, что в таких случаях оперы деньги берут?

Чайник глаза сузил и ответил вопросом на вопрос:

— А ты сам как думаешь? Часто?

Ишь ты, восхитился я про себя, грамотно! Вернул Чайник мяч на мою половину поля. И говорю:

— А я думаю, что бывает. Как часто — не знаю. Надеюсь, что не очень. Но в принципе, никто же не утверждает, что все офицеры, как один, ангелы во плоти. Периодически кого-то выгоняют, сажают, расстреливают. Так что главное — бдительность не терять.

— Вот именно! — обрадовался такому исходу разговора Чайник.

Мы опять помолчали, пошуршали папками. А тут и я кое-что интересное надыбал.

Отец и сын одновременно друг на друга стучат! То есть, по правилам, сообщения двух разных агентов должны содержаться в двух разных папках. Но в данном случае опер, с благословения, надо думать, начальства, сделал исключение. Правда, особой оперативной ценности в их работе я не нашел, сколько ни листал. Просто смешно. Отец пишет: «В прошлую пятницу гражданин Масленщиков А.Г. слушал в своей комнате записи американской музыки с завываниями и криками, пил водку с тремя подозрительными типами и вел нездоровые разговоры». Какие нездоровые разговоры, не уточняется. А сын тут же: «Гражданин Масленщиков Г.А, в прошлую пятницу читал странную книгу без обложки, возможно изданную в нехорошие времена или за границей, а затем сел писать, тщательно закрывая лист бумаги рукой, чтобы нельзя было прочитать, что пишет».

— Уйня, — сказал Чайник, — вот если тебе попадется такое дело, чтобы муж и жена друг на друга одновременно, то дай посмотреть. Это не так часто бывает.

— Тебе что, любопытно, что ли?

— А ты что, не знаешь, что ли? У меня же кандидатская защищена: «Половые различия в агентурно-оперативной работе».

— Ух ты, ну ты и даешь! Ты, значит, кандидат! — вскричал я. — Это просто отличная тема, очень важная. Может быть, важнее даже не бывает!

— Вот именно! Я тебе знаешь что скажу: с бабами, особенно инициативницами, которые сами просятся, надо быть чрезвычайно осторожными. Была бы моя воля, я их вообще никогда бы не использовал. Ну, кроме каких-нибудь совершенно исключительных случаев разве что.

— Ты просто этот… как его… в Америке говорят: мужской шовинист-свинья, вот ты кто!

— Мы, слава богу, не в Америке живем… А поступаем иногда прямо как придурки пиндосы. Нет, в самом деле. От баб толку нет. Нет, ну правда, скажи, у тебя был хоть один случай, когда на бабу можно было до конца положиться, чтобы с ней работать всерьез годами? Нет, обязательно или она кого-то там полюбит, или кого-то она, видите ли, разлюбит, или еще, чего доброго, начнет к тебе самому приставать.