Полнолуние - Андрей Кокотюха

Ленька кивнул и исчез, будто и не было ни его, ни этого странного, неожиданного и жуткого разговора. Только они поговорили, и Вовк начал всерьез опасаться, что Балабан может что-то заподозрить: ведь после услышанного общаться со старым вором так, как раньше, Игорь уже не сможет. А тот почувствует, непременно почувствует, старый хитрец.

Обошлось. Видно, этим вечером блатным было весело и без компании Игоря. До утра никакого плана он так и не придумал.

А утром, сразу после проверки, майор Божич снова вызвал к себе.

Напрягся Вовк: вдруг пронюхал начальник оперативной части об их вчерашнем разговоре с лагерным отщепенцем и хочет узнать, о чем с ним вообще можно говорить. К худшему готовился, но плохое предвидел.

Не ошибся.

— Не знаю, для чего я это сделал и для кого.

Начальник оперативной части обращался, казалось, сам к себе. Будто искал оправдания мужественному или, наоборот, позорному поступку. Игорь не понимал, что майор имеет в виду, и не торопил события. Раз вызвал — потянет, но скажет. Войдя в кабинет Божича, молча сел напротив, сложил руки перед собой и терпеливо ждал, пока тот перейдет к сути дела. Кум же, со своей стороны, не слишком торопился. Послюнил цигарку, закурил, пустил дым, выдохнул разом привычное свое:

— Вкусно.

Потом зыркнул на Вовка, поинтересовался, будто только что об этом вспомнил:

— Слушай, Офицер, ты, наверное, тоже курить хочешь. Или нет?

— Не откажусь, — сдержанно ответил Игорь.

Понимал — майор в курсе тяги каждого узника к курению. А переспрашивает, потому что хочет услышать, как просят. Сейчас не следует вести себя так, чтобы желание сделать хотя бы одну затяжку вырвалось наружу. Стало таким позорно явным, в который раз подчеркивая униженное и подавленное состояние обитателей лагеря. Однако не удержался, повторил:

— Можно. Это ж как конфета.

— А почему не удивляешься, что я тебя Офицером назвал?

— Потому что я — офицер. Пусть бывший… Но бывших офицеров не бывает. Профессоров бывших тоже.

— У меня в хозяйстве всякой твари по паре, — хмыкнул Божич. — Вчера он профессор. Сегодня — сучья рубит, аж лес шумит. Были такие, кто мне свои профессорские регалии предъявлял. Ну не так чтобы сильно предъявлял, не очень-то и предъявишь мне. Но говорили: я, значится, физик, изучал механику, давайте сделаем механический прибор, улучшим условия труда.

— Какой прибор?

— Думаешь, я кого-то слушал? Сачки, думали профилонить. Задурить мне голову своими университетскими образованиями. А мы, знаешь, университетов не кончали, вот так. Норму не выполнил — пайку не получил. Еще раз не выполнил — БУР, там для филонов самое место. Кто не сдох с перепугу, так топор с пилой освоил — куда там нашим мужикам. У нас же, вишь, трудовой лагерь. Перевоспитываются, мать их. Когда-то же выпустят, смогут нормальную работу найти. Это если про бывших профессоров. — Майор сделал вторую затяжку, посмотрел на кончик цигарки. — Я тут опером поставлен. Старшим. Думаешь, не знаю, как тебя блатные прозвали? Кликуху в лагерь запустили, ты сам разве внимания не обратил? Теперь ты у нас Офицер навсегда.

Ну, это все болтовня.

Божич милостиво подвинул к Игорю через стол белый прямоугольник тонкой бумаги и кисет:

— Валяй, угощайся. Потому что ты молодец, Вовк. Настоящий волк, не ошибся я в тебе.

— Вы о чем, гражданин майор?

— Блатные тебя признали. Сам Балабан. Так себя не каждый поставит, далеко не всякий.

Почувствовав приближение ловушки, Игорь снова решил ничего не говорить, очень вовремя углубившись в процесс скручивания цигарки. Божич внимательно следил за ним, когда Вовк закончил — протянул ему свой бычок. Аккуратно взяв окурок двумя пальцами, Игорь затянулся и закашлялся: табак оказался не только ароматным, но и чертовски крепким. Не то чтобы Игорю не доводилось курить такой ядреный. Он вообще давно не курил с удовольствием, перебиваясь чем бог пошлет и даже временами опускаясь до откровенного шакальства.

— Что, вкусно? — Майор спросил так, будто кашель заключенного обеспокоил его всерьез.

— Ага, — ответил Игорь, справившись с кашлем. — Спасибо, гражданин майор.

— Это я тебя, можно сказать, благодарю за то, что затесался к блатным. Свои люди в этом кодле мне ох как нужны. Был один такой, Жора Теплый. Слышал?

Вовк кивнул.

— И что ты о нем знаешь?

— Вызвался на фронт, когда вызывали. Законы их нарушил.

Про побег Теплого с передовой Вовк на всякий случай решил промолчать, хотя если спросят — конечно, скажет. Арестантская жизнь научила как можно меньше говорить, не важно с кем.

— А тебе никто не говорил, что Жора Теплый мне точно такую расписку нарисовал, как ты сейчас напишешь?

— Теплый? Работал…

— Ага, — кивнул Божич. — У них это называется ссучиться. Слышал, наверное? Да слышал, слышал. Этот сучий сын боялся, что его расколют. Было чего бояться, возникла там одна скользкая ситуация… Словом, блатные, дружки твои, на него вот-вот могли подумать. Потому и сдрыснул наш Жора Теплый на войну добровольцем, кровью смывать вину. А, хер бы с ним, это дело наживное. Теперь рядом с Балабаном ты у меня будешь, надежный человек. Уникальный, можно сказать. Не из блатных, законами не повязан, а они тебе доверяют, подпускают к себе. Станешь моими личными ушами и глазами, Вовк. Дело ж благородное. Не дадим преступникам заводить в лагере свои порядки. Считай, тут твоя линия фронта. Или что ты в тылу врага. Ходил в разведку?

— Доводилось.

— Значит, сам черт тебе не брат! Ну а за это получай подарок, Офицер.

Пальцы Божича расстегнули пуговицу на нагрудном кармане кителя, вытащили оттуда сложенный вчетверо листочек, вырванный из тетради в косую линейку. Поиграв немного, майор щелчком послал его через стол к Игорю.

— Обещанное.

Одновременно не желая верить и не пытаясь понять, Вовк пристроил почти выкуренную цигарку на донышко кованной пепельницы, тоже явно сделанной руками лагерного умельца. Потом осторожно, будто брал не листочек, а изделие из тонкого фарфора, поднес к лицу, развернул.

Корявые, неаккуратно написанные буквы.

Адрес. Почтовый адрес. Украинская Советская Социалистическая республика, Каменец-Подольская область, поселок Сатанов, улица… дом… номер…

Сомов?

Точнее…

— Сомова Лариса Васильевна?

— Жена Сомова Виктора Аркадьевича. Того самого, друга твоего ненаглядного. Законная жена, между прочим, потому и справки легко навелись. Почему-то, Вовк, я решил тебе доверять. Пусть это будет моим подарком, ну, адрес. Письма, как договаривались, будешь писать тут. Только теперь не знаю. Ох, не думаю, что мимо товарища Сомова Виктора Аркадьевича эти письма проскочат. Ответа не дождешься, это я тебе уже гарантирую. А сам будешь писать для забавы, дрочиться… Работник НКВД имеет все полномочия дать указания тамошней почте, чтобы твою писанину несли сразу ему. Или никому не несли, уничтожали на месте. Или отсылали назад. Слышал, есть такая пометочка — «адресат выбыл»?