Рип Винклер - Руслан Шабельник

На них также были надеты балахоны, правда, не такие длинные и нарядные, как у ОрррХи.

Невидимый зрителям барабан откуда-то из темноты начал отбивать ритм… Звук был звонкий, вибрирующий, скорее всего били в пустотелые бревна, положенные набок, а не в натянутые шкуры.

С каждым ударом музыканта позы танцовщиц менялись. Вот они застыли, как перед атакой, пять разъяренных диких самок, готовых кинуться на вся и все и разорвать одними голыми руками это все в клочья; а вот они, наоборот, расслабились, как на привале, не замечая ничего вокруг; в следующий момент охотницы уже дружно ползут, напряженно внюхиваясь в воздух и высматривая одним им видимые следы — выслеживают жертву; а вот они уже перевернулись на спину и дружно расставили ноги — для связи с самцом…

Любовь (а разве знают дикари, что такое любовь) и ненависть, рождение и смерть, ничтожность Хаадо, вместе с тем победы Хаадо над ней символизировал этот танец.

Все танцующие двигались абсолютно синхронно с невероятной точностью копируя, позы партнерш. Можно было с полным успехом наблюдать за одной и иметь представление, что делают остальные.

В отблесках костра они уже казались одним целым, единым существом, отбрасывающим пять объемных теней или, наоборот, разделенным на пять идентичных сутей — двойников.

Туники их развевались, грудь высоко вздымалась и опускалась в такт учащенному дыханию.

Со временем характер танца начал меняться. Вместо одного барабана послышался ритм второго, и невидимые музыканты начали вдвоем, ни в коей мере не смешиваясь и не сбиваясь, отбивать каждый свою мелодию.

И одна из танцующих, повинуясь этой мелодии, созданной одним инструментом, выпала из общего круга синхронных движений, подстраиваясь под удары нового звучания.

Вот к музыке первых двух подмешался и третий — и другая танцовщица подстроилась под него, четвертый — и четвертая затанцевала в своем особом, неповторимом стиле. И наконец, как кульминация, замолчал первый, и тут же ему на смену без перерыва пришел пятый, и перед еле дышащими притихшими зрителями уже все пять женщин плели каждая свой, одной ей ведомый узор танца.

Кроме гула барабанов и учащенного дыхания танцующих, более вокруг не раздавалось ни единого звука, казалось, даже звери, птицы, ветер замерли на время, прекратили свои занятия, завороженные разворачивающимся действом.

Первобытный ритм захватил всех. Это было настолько необычно, что даже Рип почувствовал, как непроизвольно задерживает дыхание, боясь малейшим, на гране слышимости шорохом нарушить гармонию непрекращающихся движений.

Неожиданно в какой-то неуловимый миг все пять барабанов, как по команде невидимого дирижера, смолкли, и в мигаюших отблесках огня тут же замерли танцующие. Замерли, словно живые статуи. С прекращением музыки, прекратив двигаться, каждая в своей тщательно отмеренной и подобранной позе. Это была кульминация, племя оказалось как под гипнозом, и теперь наступил момент действия жрец-вождя.

Она неторопливо поднялась со своего места. Мимо тяжело дышавших, только что закончивших танец женщин и еле дышавшего племени медленно прошла в круг света между костром и огромной статуей двуликого. Она замерла перед богом. Это было ее место, ее право и привилегия. Кроме жрец-вождя, никто более не мог, да и не осмелился бы находиться здесь.

Так же нарочито медленно она подошла вплотную к странному изваянию и в поклоне сложила у ног его палицу — знак власти. Поверх палицы жрец-вождь аккуратно сняла и положила головной убор, а поверх — жреческое ожерелье. Затем под замирающий шепот ОрррХа стянула с себя длинную рубаху, оставшись перед богом ни в чем, обычным Хаадо и рабом Бхххххунда, каким она и была в глазах грозного.

ОрррХа отошла и замерла в ритуальной позе. Откуда-то издалека барабан пустился опять отбивать ритм, и жрец-вождь начала движение, начала танец посвященной, танец вождя, танец дочери Эвринн.

Рип, находясь за кругом света, наблюдал за разворачивающимся действом. Наблюдал завороженно, затаив дыхание. Стиль танца жрец-вождя отличался от пляски ее предшественниц. Если предыдущие танцовщицы в соответствии с ритмом, музыкой и обычаями лишь меняли позы, то здесь же… Это был настоящий танец, почти — или почему почти — искусство. Движения ОрррХи были то резкими, то плавными, она то замирала, как испуганный зверек, то с неожиданной для нее фацией текла, словно весенний ручей. Ритм барабанов все убыстрялся, и вместе с ним становились быстрее и резче движения танцующей. Все без исключения племя, от мала до велика, раскачивалось вместе с ней в этом уводящем из сознания, из обыденности, завораживающем ритме.

Музыка пошла еще быстрее. Вот из уст жрец-вождя начали раздаваться невнятные хриплые звуки. Сначала чуть слышно, непонятно, тихо и умоляюще, а затем, по мере убыстрения танца, все громче и требовательнее.

— Что она кричит? — обратился к рядом стоявшему молчаливому Туму Рип.

— ОрррХа зовет спуститься к ним великого Бхххххунда. Всегда так делается. Верховного бога приглашают прийти на наш праздник, чтобы показать, как мы благодарны ему и что всегда рады видеть его. Видишь на возвышении, где сидела жрец-вождь, оставлено пустое место — это для него, но бог никогда не спускается, вернее, — добавил он злорадно, — не спускался до этого дня. Но сегодня…

Крики ОрррХи уже были непрерывными.

— Когда она последний раз прокричит и смолкнут барабаны, ты, Рип, выйдешь к ним.

— А ты уверен, что все пройдет, как надо, и они примут меня за вашего Бхххххунда.

— У Бхххххунда много разных личин, почему бы тебе не быть одной из них. Одурманенные пляской жрец-вождя, они воспримут твое появление именно как Бхххххунда. Главное, скажи так, как я тебя учил, а там уж мое дело.

— Как ты думаешь, как себя тогда поведет ОрррХа?

— Она будет бороться, — уверенно заявил Тум, — но ничего, у нас тоже есть союзники, а с тобой у нас их будет еще больше. — Старик кинул взгляд на танцующую. — Уже скоро, иди и делай, как договорились…

Движения убыстрялись, удары барабана сыпались как горох, жрец-вождь непрерывно кричала, призывая своего покровителя, племя, как один, вторило ей; и вот барабаны забили почти дробь, ОрррХа, подражая и подстраиваясь под них, задергалась, как в припадке. Приближалась кульминация. На мгновение все окружающие замерли, а затем из десятков глоток родился единый, как одно дыхание, крик-вздох:

— Вхххххунд…

И тут же воцарилась тишина, вновь стало слышно потрескивание огромного костра, уханье ночных птиц, рыки зверей, Женщина застыла в выжидающей позе, молитвенно воздев руки (лапы или все же уже руки) к небу. Все взоры обожаюше и преданно уставились на статую, точно между головами которой сейчас сверкали в ночном блеске еще не сошедшиеся спутники планеты. В этот момент из-за нес на свет костра вышел Рип.

Несомненно, время его появления было выбрано самое удачное. На Винклере были парадные доспехи, плетенные из множества тщательно подобранных и пригнанных тонких лиан и прутьев. Доспехи двумя пластинами закрывали обнаженный торс юноши. Внизу, обвивая его чресла и колени, к ним крепилась хорошо вычиненная шкура, вся в цветастых татуировках и разрезанная бахромой снизу. Но не это было главным — на голове Рипа красовалась деревянная маска, изображающая двуликое лицо Бхххххунда в миниатюре. По периметру маски, придавая ей более живой вид, качался каскад великолепных перьев, более величественный, нежели у жрец-вождя. Тум рассказал, что над изготовлением этой штуки ему пришлось провозиться более шестидесяти ночей.