Бабочки в жерновах - Людмила Астахова

— Ну, а в Мурран что возите? — не отставал Лэйгин. — Уж, верно, не вино?

— Нет, — Берт улыбнулся и покачал головой. — Совсем не вино. Но пусть это останется моей тайной, договорились?

— Вы же вирнеец.

— Я — в первую очередь эспитец, — парировал Балгайр этот недосказанный упрек в отсутствие патриотизма. — И во вторую, и в последнюю — тоже. А у нас, эспитцев, свой, особенный взгляд на многие вещи… «Келса»! Здравствуй, милая! — он раскинул руки так, словно собрался в объятия заключить небольшое судно, покачивавшееся на волнах в крохотной бухточке. — Знакомься, малышка: этот представительный господин — Ланс Лэйгин, известный ученый, между прочим. А эта прелестная барышня — Верэн Раинер, и она вполне может оказаться нашей будущей соседкой. Ну, как они тебе, «Келса»? Ничего?

Игнорируя изумленные взгляды спутников, он немного постоял, склонив голову набок, будто и впрямь прислушивался к ответу, а потом кивнул: — Вот и я думаю, что посмотрим. А теперь позвольте представить вам, друзья, мою верную подругу и боевую соратницу. «Келса», что, как известно господину Лэйгину, на старо-вирнейском означает «шустренькая». Прошу любить и не жаловаться!

Мерерид Дина Тэранс и Фрэн Лисэт Тэранс. Остров Эспит.

— Закрой окно! Запах невыносимый!

— Сейчас, мама.

— Что? Я не слышу! Ты закрыла окно?

— Уже иду. Одну минуту, я чищу лук.

— Ты уже закрыла окно? У меня раскалывается голова!

Сирень под окнами росла с тех пор, как Мерерид Тэранс здесь поселилась, а значит, уже лет сорок, и только на сорок первом году хозяйка выяснила, что не любит её запах.

По этому поводу Фрэн успела поругаться с матерью раз семь. Счет был «четыре-три» в пользу дочки, и теперь мамочка жаждала реванша. Предполагалось, что по первому зову Мерерид надо бросать все дела и мчаться исполнять приказ.

— Сейчас, сейчас, уже иду, — бодро пробормотала Фрэн и как ни в чем не бывало принялась чистить картошку. — Бегу, бегу…

— Окно! Сколько можно просить?

Фрэн улыбнулась своим мыслям. Конечно же, Мерерид сидит в кресле под тем самым окном и даже пальцем не шелохнет, чтобы его закрыть. Потому что тогда в комнате станет жарко и душно. А под окном сирень, чей запах непереносим. И уйти в сад нельзя, вот же в чем вся драма! Из сада нипочем не докричаться до кухни. Как подчас жестока жизнь, ай-ай.

— Ты моей смерти хочешь?

Госпожа Тэранс явилась засвидетельствовать крайнюю степень возмущения лично.

— Нет, мама, конечно не хочу. Как ты можешь такое говорить? — изумленно воскликнула Фрэн, не отрываясь ни на миг от бугристой картофелины. — Я сию секунду закрою окно. Вот уже его зак-ры-ва-ю…

Кожуру следовало снимать очень тщательно, но при этом тончайшим слоем, ибо скандал из-за толстых очистков не входил в планы Фрэн на вечер.

— Издеваешься? — уже совершенно спокойно спросила Мерерид, заглядывая дочери через плечо. А вдруг та снова взяла неправильный ножик?

— Ни в коем разе! С чего ты взяла?

— Я прошу закрыть окно, а ты…

— Если тебе плохо пахнет, закрой сама, — отмахнулась Фрэн.

Ей предстояло самое сложное — нарезать клубни «правильными» кусочками, такими, какими мамочка будет их есть. Пользоваться штангенциркулем было неспортивно. И кабы Мерерид не стояла над душой, то долгих лет практики дочке вполне хватило бы на эту ювелирную работу.

— Почем ты брала картофель?

— Мама, это наша картошка, с нашего огорода.

— Это не повод переводить продукты!

— Совершенно с тобой согласна. Продукты надо беречь, а деньги — экономить.

Мерерид тяжело вздохнула. Сегодня, определенно, был не её день, и все попытки испортить настроение Фрэн волнами разбивались о твердокаменное спокойствие дочери, как об волнолом. Долгие годы, проведенные под одной крышей, закалили их обеих. Все аргументы и контраргументы использованы друг против друга уже раз по сто, новые еще надобно придумать, а в такую жару и в голову ничего оригинального не приходит.

Тэранс-старшая с надеждой заглянула в сахарницу. Ага! Так и есть!

— У нас закончился сахар! Ты как всегда забыла купить сахар! А лавка уже закрыта, между прочим.

— Я купила сахар еще вчера, — промурлыкала Тэранс-младшая. — Насыпь, пожалуйста, из коробки.

И тут Мерерид осенило.

— Так это значит, ты купила новый сахар еще раньше, чем закончился старый? У тебя совесть есть, вообще-то?

— Есть, — честно призналась Фрэн.

Сахар в качестве повода для скандала ей нравился больше, чем неправильно нарезанная картошка. Если, скажем, Мерерид станет в знак протеста пить чай без сахара хотя бы один месяц, то они сэкономят целых 15 ориков[4]. Мелочь, а приятно!

И Фрэн, понятное дело, тут же размечталась, как потратит деньги. На Эспите никто особенно не шикует, но Тэрансы всегда жили весьма и весьма скромно, а говоря честно, бедно жили. Той опрятной миленькой бедностью, которая радует взгляд окружающих, но требует неимоверных усилий.

— Даже не надейся! — насмешливо фыркнула Мерерид.

Иногда Фрэн казалось, что мать умеет читать мысли, причем только её мысли.

— Ты о чем?

— О сахаре. Сделай мне чай с сахаром.

— Сама сделай.

— Тебе так сложно сделать для матери одну маленькую чашечку?

— Угу. Сейчас я стану жарить лук.

И чтобы у мамы не возникло и тени сомнений, вывернула миску с луком на сковороду с разогретым маслом. Если в доме нет мяса, то что может быть лучше золотистого, ароматного лука в жарком?

— Опять эта вонь! — брезгливо поморщилась Мерерид. — Пойду-ка я прогуляюсь на свежем воздухе. Поймаю парочку рыбин. Надо же что-то кушать в этом доме!

Обида звенела в её голосе почище иной колокольной бронзы, пронзительно так.

— Иди, но не забудь зонтик от солнца.

Весь вечер лечить матушкину мигрень Фрэн не хотелось. Она тоже читала намерения Мерерид на два хода вперед.

— С моря дует ветер, зонтик поломает или унесет.

— Тогда — шляпу.

— Мне будет жарко.

— Соломенную шляпку, чтобы не напекло в голову, и ты потом не слегла с болями.

— Ты разговариваешь со мной, как с капризным младенцем.

— Даже и не думала, — спокойно ответствовала Фрэн, тщательно помешивая лопаточкой лук.

Мерерид ушла крайне недовольной. Хлопнула дверью так, что стены затряслись.