Волонтер - Павел Астахов

– К сожалению, в этой жизни очень много несправедливости. Поверь, Алла, мне приходится сталкиваться с этим каждый день, причем по многу раз, – сказал Артем, когда она закончила. – Вы молодцы, что делаете такое хорошее дело. Но не сочти меня циником. Твоих сил не хватит на всех. Как и тех чувств, которые ты испытываешь, когда на твоих глазах страдает человек, особенно ребенок. Ты не сможешь разорваться на части в своем стремлении всем помочь.

– Это что же, вы меня отговариваете, что ли? – Алла вспыхнула, вновь перешла на «вы».

Павлов примирительно поднял ладони и сказал:

– Отнюдь. Просто в твоих глазах я увидел что-то вроде надрыва. Ничего не подумай, но от человека с таким взглядом словно исходят флюиды. Мол, я готов к самопожертвованию. Хоть в костер броситься. Мне ничего не надо, главное – цель. Только она!

– Я всегда страдала излишней эмоциональностью, – медленно проговорила девушка и подлила себе зеленого чая из крошечного чайника. – Ничего не могу с собой поделать. Если я за что-то берусь, то всецело растворяюсь в этом. И душой, и телом.

– Осмелюсь спросить, что повлияло на твое решение, Алла? Это… была потеря близкого тебе человека?

– Ты прав, – ответила девушка, и голос ее стал прохладным. – Отец умер на моих руках три года назад. Не дождался донорской почки. Проработал сорок лет на заводе, а в старости оказался никому не нужным, кроме меня. Наша мама умерла, когда мне исполнилось шесть лет.

– Мне очень жаль, – тихо проговорил Павлов.

– Все в порядке, Артем, – сказала девушка и чуть улыбнулась. – Спасибо, обед был вкусным.

Павлов расплатился и предложил Алле подвезти ее.

– Спасибо, мне тут совсем рядом, – отказалась она и пристально посмотрела ему в лицо. – В моих глазах ты разглядел мученицу. А вот я ничего не вижу. У всех адвокатов такой взгляд? Мол, соблюдай дистанцию, да?

Они одновременно рассмеялись.

– Надеюсь, ты не пожалела об этой встрече, – сказал Артем.

– Конечно, нет. Я, в свою очередь, надеюсь, что она не будет последней.

Прежде чем он успел еще что-то сказать, девушка крепко сжала его ладонь своей изящной ручкой, зарделась и дробно застучала каблучками по тротуару.

Владимир нервно бродил по комнате. За двое суток, проведенных в заточении, он выучил здесь каждый квадратный сантиметр. Симонов чувствовал, что его тело, привыкшее к физическим нагрузкам, начинает постепенно застаиваться, прямо как продукт, который положили в холодильник и забыли о нем. Мышцы требовали вернуться к тренировкам, но в сложившихся условиях парень мог качать пресс, приседать и отжиматься.

А еще Владимир постоянно ходил. Собственно, «ходил» – громко сказано, учитывая размер палаты, в которой он обитал. Пять шагов от койки до двери. Четыре от двери до унитаза. Пять от унитаза до столика. Четыре до койки. Потом снова, снова и снова.

Кормили его хорошо, но пища была какая-то бездушная, пресная, словно ее готовил робот. Парень набивал себе живот, не ощущая при этом никакого вкуса, часто с грустью вспоминал мамин борщ и домашние котлетки с жареной картошкой.

Телевизор юноша почти не смотрел. Музыкальные клипы и сериалы крутились все время одни и те же. Вскоре его уже начинало выворачивать наизнанку, как только на экране появлялись до тошноты знакомые физиономии или слышалась заезженная песня.

Головные боли продолжали его беспокоить. Они накатывали внезапно, как волна, и так же неожиданно отступали.

Владимир вдруг замер на месте, дотронулся до лба, слегка влажного от пота. Парень нахмурился, будто вспомнил о чем-то.

– Я всегда чувствую себя хуже в одно и то же время, – вслух пробормотал он. – Только… – Молодой человек поднял голову и посмотрел наверх.

Оттуда, из угла, пульсируя красным, на него бесстрастно взирал рубиновый глаз. Володе не составило большого труда сделать вывод, что в палате установлена видеокамера.

Он скорчил рожу и вполголоса спросил неведомо кого:

– Что, весело наблюдать за мной?

Пациент вернулся к койке, сел на смятую постель и подумал, что пора как-то выбираться отсюда. Он мысленно прокрутил эту идею еще раз, будто опасаясь собственной дерзости.

Взгляд юноши переместился на дверь, и в ту же секунду в замке заскрежетал ключ.

– Доброе утро, Володя. Как ты себя чувствуешь?

Снова эта Марина Игоревна.

«Непрошибаемая женщина, – подумал парень, глядя на ее глубокие глаза, обрамленные густыми ресницами. – Интересно, как она выглядит?»

Иногда он фантазировал, рисовал в своем воображении лицо этой врачихи. Она общалась с ним как с ребенком, терпеливо и внимательно, почти во всем всегда соглашалась. Но когда дело доходило до каких-то просьб или даже требований, женщина мягко опускала руку ему на плечо и говорила:

«Я тебя прекрасно понимаю, но…»

Или так:

«Володенька, мы все тут хотим лишь одного – чтобы ты поскорее излечился. Поэтому…»

Далее следовал очень логичный и обоснованный отказ.

«Она держится так, словно я псих», – пришло вдруг ему в голову.

– Зачем вы следите за мной? – вместо приветствия спросил он.

Глаза женщины сделались удивленными, и Владимир указал на огонек на потолке, мерцающий красным.

– Во всех наших палатах установлены подобные камеры, – ничуть не смутившись, ответила она. – Если кому-то из пациентов станет плохо, то мы сразу это увидим.

– И как я в туалет хожу, вам тоже, конечно, видно, – с усмешкой проговорил Симонов.

– Володя, поверь, никому из персонала больницы не интересны эти детали. Мы беспокоимся лишь о твоем состоянии.

– Так беспокоитесь, что держите меня взаперти? – спросил парень.

– Я же объяснила тебе, что на территории больницы объявлен карантин, – сказала Марина Игоревна.

– Что это за больница? Какой номер?

– Ты находишься в многопрофильном медицинском центре хирургии, расположенном в районе Новокосино. Что так волнуешься?

– Вы обещали мне дать позвонить матери, – напомнил Владимир.

– Хорошо, пойдем, – сразу согласилась женщина, словно ждала именно этого вопроса.

Молодой человек почувствовал, как заколотилось его сердце. Неужели все оказалось так просто? Сейчас он услышит голос мамы?!

– Ну?.. – Марина Игоревна открыла дверь и с ожиданием смотрела на него.

Симонов вышел из палаты и послушно зашагал за ней.

«Медицинский центр хирургии», – повторил он про себя, оглядываясь.

Яркий свет флуоресцентных ламп с непривычки слепил глаза. Стены были гладкими и отливали стальным цветом. Пока они шли по коридору, Владимир внезапно поймал себя на мысли, что за все время передвижения им никто не встретился, хотя любая больница в этом отношении похожа на муравейник. Врачи и медсестры постоянно снуют из одной палаты в другую.