Резервисты - Егор Лосев

Радости эта победа не прибавила, ведь предстояло ночью пробираться домой, а теперь нас точно ждали неприятности.

На укрепления посыпались было мины, но боевикам быстро надоело это занятие.

В 23.30 мы сидели в бронетранспортере. Мишаня расстроенно бормотал себе под нос: «А как же пацаны? Как я теперь отомщу?»

В ответ Зорик хлопнул его по каске и сказал свою знаменитую фразу: «Война никогда не кончается! По крайней мере, здесь, на этой земле. Ты что думаешь, мы уйдем, и все? Не-е-ет… просто война продолжится, только ближе к дому, на границе, или погаснет здесь, но полыхнет в другом месте!»

В назначенный час в небе зарокотали вертолеты, и мы тронулись.

Колонна разделилась на три группы. Основная часть, ‘ возглавляемая бульдозерами, ушла вперед, спускаясь вниз с холма. На пригорке задержались два танка и наш «Накпадон». Мы прикрывали колонну и остановившихся позади саперов, которым предстояло рвануть базу. Время пошло. Саперы возились у своих машин. Луна скрылась за облаками, и наступила полная темнота.

Внезапно в небо, искря, взмыла осветительная ракета, затем еще и еще. Казалось, им не будет конца. Штук пятнадцать «люстр» повисли в ночи, заливая все призрачным, колышащимся светом. Мы оказались букашками на освещенном стекле микроскопа, правда, букашками опасными. Ночь вокруг превратилась в ад. Мины посыпались со всех сторон. Трассеры перечеркивали небо. Вертолеты долбили по вспышкам выстрелов.

А над этим дурдомом безмолвно и величественно нависала громада муцава, печально наблюдавшего за нашей суетой.

Откуда-то с севера чиркнули огненными хвостами две ракеты, но обе с перелетом. Танки вертелись на дороге, стреляя из пушек и пулеметов. Один из них поставил дымовую завесу. Мы тоже выстрелили несколькими дымовыми гранатами. Перед тем, как все накрыл густой белый туман, очередная ракета врезалась в землю в нескольких метрах от «Накпадона», застучав осколками по броне.

Саперы потребовали дополнительное время, у них что-то не ладилось.

Больше никогда в жизни мне не довелось слышать, чтобы кто-то ругался так, как тогда наш подполковник. К сожалению, на самом интересном месте, там, где мать инженерных войск склонялась на все лады, он спохватился и отпустил кнопку трансляции.

Ветер начал сносить дым, ожидание становилось невыносимым. Наконец саперы предупредили, что сейчас будет взрыв. Через несколько минут над базой полыхнуло зарево, страшный грохот расколол ночь. Взрывной волной БТР толкнуло вперед. С неба посыпались куски бетона.

Машины саперов пронеслись мимо, и мы двинулись следом. Стрельба вокруг затихала. Я глядел сквозь триплекс на зарево и прощался с муцавом, таким он навсегда остался в моей памяти: темный холм, с объятой пламенем верхушкой.

Когда проезжали сожженные машины террористов, замыкающий бронетранспортер остановился, из него выскочил Эрез. Он подобрал что-то с обочины, сунул под разгрузку, и запрыгнул обратно на броню. БТР, рыкнув двигателем, рванул за нами.

Дорога домой запомнилась, как сумасшедшая ночная гонка, в темноте мелькали черно-зеленые силуэты, строчки трассеров летели во всех направлениях, несколько раз впереди стрелял танк. Сверху «вертушки», прикрывая нас, лупили на вспышки выстрелов ракетами. Всю дорогу водила, толстый прапорщик Дов,[3]приехавший в Израиль в семидесятые годы из Молдавии, крыл в шлемофон отборнейшим русским матом всех и вся. Каждую секунду мы ждали взрыва под днищем или попадания «РПГ» в борт, но все обошлось. В какой-то момент вертолеты отвалили; впереди показался расцвеченный прожекторами электронный забор границы, распахнутые ворота. Дов высунул башку из люка и пропел в наушники сорванным голосом: «Просто нужно очень верить этим синим маякам, и тогда желанный берег из тумана выйдет сам…»

Мы выползли на броню, кто-то на переднем бронетранспортере начал махать израильским флагом. Габассо тоже выудил откуда-то крохотный флажок и замахал им.

За воротами толпились люди: солдаты, телевидение, корреспонденты. Колонна свернула на проселок и остановилась. Офицеры ушли на совещание к головной машине. Дов грузно выбрался на броню и трясущимися руками попытался прикурить, роняя сигареты и ломая спички. Зорик сунул ему зажженную сигарету. «Ну, спасибо, дядь Миша, — сказал он, — довез!» Дов только молча курил, глубоко затягиваясь.

Войска все время прибывали, в ворота вкатывались новые танки и бронетехника. Через полчаса ротный приказал двигаться за его машиной. Проехав несколько километров на восток вдоль границы, мы наконец-то остановились на обочине шоссе, вдоль земляного вала, закрывавшего от нас забор и дорогу, которую патрулировали пограничники. Начинался рассвет. Осмотревшись, мы увидели, что впереди, в ста метрах от нас, находится КПП. По ту сторону границы тянулась длиннющая очередь людей, это были солдаты армии Южного Ливана и их семьи. Вдоль дороги на той стороне виднелся уходящий за поворот ряд брошенных ими машин. Эти люди были нашими боевыми товарищами. А теперь они давились в очереди, прижимая к себе детей и опасливо оглядываясь. Это было тяжелое зрелище.

Через какое-то время с той стороны началась стрельба, толпа повалилась на землю, мы тоже на всякий случай залегли. Стреляли из «Калашникова» по КПП, наши в несколько стволов отвечали, визжали женщины, резал уши детский плач. Наконец со стороны КПП ударил хлесткий, как удар плетки, выстрел из снайперской винтовки, и все стихло. Народ поднимался с земли, отряхиваясь. Мне происходящее напоминало фильмы про гетто и концлагеря Второй мировой. У Габассо стояли слезы в глазах. «Как же так? — спросил он. — Это ведь наши». Сзади окликнул командир роты, и мы вернулись к «коробочкам». Там уже вовсю шла раздача завтрака: низенький толстый прапор стоял в кузове «Интера», кидая бойцам упаковки с бутербродами и пакетиками какао.

Перекусив, мы снова пошли в сторону КПП и уселись в кустах, на насыпи. Очередь понемногу уменьшалась, но у ворот по-прежнему была страшная давка. Солнце уже пекло вовсю, солдаты бросали беженцам через забор бутылки с водой. На нашей стороне цадальников грузили в автобусы и сразу увозили. Брошенные автомобили грабили мародеры, даже не прячась, несколько машин уже горели. На душе было препоганейшее ощущение, но что мы могли изменить? Откуда-то притащились журналюги с камерами и фотоаппаратами, один с надписью CNN на спине говорил в камеру, показывая рукой на забор. Наконец вся очередь вдавилась на нашу сторону. С ливанской стороны к забору подтягивался народ, подошли несколько человек с оружием. С нашей стороны появились женщины и несколько парней в футболках с эмблемами организации «Арбаа имаот».[4]Они попытались раздавать булки и какао солдатам с КПП, но те встретили их прохладно и в разговоры не вступали. Нас эти «активисты», слава богу, не заметили. Поняв, что с солдатами им не светит, они направились к забору. На той стороне уже собралось человек сто, некоторые с оружием, многие размахивали желтыми флагами хесболлы. Поравнявшись с толпой, «активисты» развернули какие-то транспаранты и начали орать: «Peace! The war is over! It will be peace now! Well be friends!»[5]и прочую чушь.