Рыцарь Грааля - Юлия Андреева

С первого же аккорда Пейре замер и опустил глаза, боясь чем-то выдать охватившие его чувства. Дело в том, что текст, который тщательно выпевал принц, был примитивен и настолько прост, что казался пошлым, вдобавок к этому, его манера игры была вообще ни на что не похожа.

Рюдель словно специально избегал тех мест, где можно было развернуться со всей широтой, свойственной его прекрасному инструменту. Он не поднимался и не опускался, его музыка казалась плоской и невыразительной, как тупое полено, из которого мастер только собирался выточить что-то интересное.

Пейре почувствовал, как лицо его заливает краска стыда. Украдкой он посмотрел на Шерри, и тот сделал ему знак молчать и слушать.

Когда принц закончил играть, оба рыцаря начали стучать по столу, требуя продолжения и отказываясь петь свои несовершенные баллады после такого прекрасного исполнения. В один голос они предрекали Джауфре победу в завтрашнем турнире и готовы были упиваться за нее до первых петухов.

После Рюделя синяя чаша перешла к Густаву Анро, который спел чистым и красивым голосом балладу «О прекрасной даме», чем вызвал слезы умиления самого принца, вспомнившего в этот момент о своей таинственной возлюбленной, благородной и прекрасной даме Мелиссине.

Выступление Шерри тоже было довольно-таки милым. Гасконец разогнал привнесенную Анро тоску веселой и бесшабашной солдатской песенкой.

Когда синяя чаша дошла до Пейре, он уже знал, что будет исполнять. Пригубив ароматное вино, он нежно прижал к груди белую лютню и запел.

Голос Пейре был чистым, как ручеек, который журчал и звенел по горным кручам, сверкая на солнце, точно драгоценные росписи волшебных гномов. Он пел о красотах своего края, о солнечном свете, майских танцах крестьянских девочек, пел о том, как можно мечтать о любви, видя в каждой смотрящей с ночного неба звезде отражение небесной возлюбленной.

Когда Пейре закончил пение и в воздухе отзвенел последний аккорд, все молчали. Удивленный и испуганный реакцией своих новых друзей Пейре обвел взглядом убранный для трапезы зал и увидел множество слуг и служанок, должно быть пришедших во время пения, да так и застывших, подобно соляным столбам.

Первым очнулся принц. По его лицу текли слезы, прозрачные глаза были широко открыты, казалось, что Он все еще наполнен чудесными звуками.

– Я слышал короля турнира! – произнес он. – Истинного короля трубадуров!

В тот вечер они еще долго беседовали о музыке, и Пейре даже попробовал поиграть на монохорде и гитаре. Как ни странно, немножко приладившись к незнакомым инструментам, он овладел ими и снова снискал успех.

Захмелевшие друзья улеглись спать на соломенных подстилках прямо на полу. Принц спал на специальном деревянном настиле, поверх которого были положены шкуры каких-то животных.

Пейре лежал ближе всех к двери и размышлял о своем успехе и завтрашнем турнире. Ему следовало разыскать учителя, переодеться и прибыть на турнир задолго до других участников, так как он рассчитывал свести знакомства с трубадурами и, может быть, перенять от них новые музыкальные или поэтические идеи.

Внизу слуги все еще шуршали, убирая посуду, метя полы и закрывая двери. Пейре слушал их приглушенные голоса и думал о том, что для них он сейчас – благородный рыцарь, первый друг принца Рюделя и трубадур, голосом которого они до этого восхищались. Рядом с ним зашевелился Этьен Шерри. Пейре посмотрел в его сторону, трубадур приложил палец к губам и показал знаками, что желает, чтобы Пейре следовал за ним.

Вдвоем они выбрались из комнаты, спустились с лестницы, отодвинули дверной засов и, распахнув дверь, устроились на крылечке. Ночь выдалась прозрачной, так что небо было видно до самого его дна, и звезд на нем было в десять раз больше обычного.

– Принц, конечно, не музыкант, – гасконец помотал головой, отчего его черные длинные патлы закачались, словно диковинные подводные растения. – Но зато он поэт. То есть – поэт в душе и настоящий предсказатель. Клянусь спасением своей души, в жизни не видел человека, который бы чувствовал тоньше и вернее, нежели наш принц.

– Да, конечно, – Пейре сжал губы, боясь высказаться излишне резко насчет способностей столь высокочтимого сеньора.

– Ты не думай, что я или Густав злы на тебя за коня. Для нас лишь бы только принц был весел и здоров. А такое случается нечасто. Поэтому я сам буду молить моего господина и друга, чтобы он взял тебя к себе.

Пейре благодарно пожал руку гасконца.

– Одно только меня беспокоит, завтрашний турнир, – Этьен приблизил свое лицо к лицу Пейре и зашептал: – Я слышал, что правила изменились.

– Что вы имеете в виду? – не понял Пейре, по его спине пробежал предательский холодок.

– Принц может произвести довольно-таки приятное впечатление на турнире, когда ему будет позволено выступить одним из первых. Да так обычно и выходило. Но в этом году, я слышал, будет метаться жребий и тогда все пойдет, как Бог решит.

– Что такое жребий? – Пейре чувствовал, как его начинает трясти, перед глазами все плыло.

– Имена участников будут записаны на специальных таблицах и затем положены в мешок или сундук, откуда их станут извлекать попарно. Кто с кем выйдет вместе, тот с тем и будет сражаться. После первого тура проигравшие покинут двор любви, и их таблички будут выброшены из мешка. Второй тур – новые пары, и так далее, пока не останется последний, – он-то и будет коронован.

– Понятно, – Пейре облегченно вздохнул, и тут же гасконец дернул его за рукав.

– Понятно ему… Конечно, с твоими талантами, любезный Видаль, можно далеко идти, и принц не случайно заранее предрекает победу тебе. Но что будет с ним самим окажись он в паре, скажем, с… – он понизил голос, – с настоящим трубадуром? Думаешь, не позор будет, если сам Рюдель покинет двор любви после первого же тура? И имя его будет брошено в дорожную пыль на потеху голытьбы?

Пейре задумался. Только что новый приятель обещал ему протекцию и теплое место рядом с сюзереном Блайи, и теперь такое. Согласится ли Рюдель принять его после неминуемого позора? Если нет – значит, нужно будет искать других покровителей и синьоров. Но еще больше, нежели страх за собственную судьбу, Пейре скорбел о той боли и разочаровании, которые должен будет испытать добрейший принц, спасший за несколько часов до этого Пейре жизнь, пригревший его и одаривший своей высокой дружбой.

Сердце рыцаря билось в груди сына кожевника Пьера. И это сердце требовало от него любой ценой, даже ценой собственной гибели и позора, спасти Джауфре Рюделя – трубадура и сеньора неведомой Пейре Блайи.

Давно уже Этьен Шерри видел сны на полу возле ложа принца, начал свою песню первый соловей, и тут же откуда-то из леса ему подпела сова. Пейре услышал стук копыт, черный всадник с факелом в руках въехал во двор гостиницы и спешился, легко скользнув из седла. Пейре поднялся, приветствуя незнакомца. Тот осветил свое лицо факелом.