Междуречье - Гарри Тертлдав

вовсе не собирался освобождать дорогу. Он развалился на солнышке, вальяжно потягиваясь.

— Почему ты мешаешь нам пройти? — спросил Шарур. — Мы путешествуем. Мы везем всякие вещи в Алашкурру.

— Вы — новые люди, — повторил демон. Склонив голову набок, он изучал Шарура. — Ты один из новых людей даже среди новых людей. Ты слушаешь себя. Ты не слушаешь своего бога.

— А вот и неправда, — ответил Шарур. — Мой бог — Энгибил. Энгибил — бог моего города. Все в Гибиле поклоняются Энгибилу и приносят подношения в его храме.

— Это все пустые слова, — пренебрежительно ответил демон и вытянул хвост во всю длину. Шарур порадовался, что выбрал безопасную дистанцию. — Твое собственное «я» идет впереди твоего духа. Голос вашего бога скрыт в глубине вашего духа. Ты один из новых людей, даже среди новых людей. — Судя по тону, демон обвинял Шарура во лжи.

— Я тебя не понимаю. — Шарур лгал и знал, что лжет. Демон предъявил ему и всем людям из Гибила то же обвинение, что и Энимхурсаг. Набрав в грудь воздуху, Шарур продолжал: — Но это неважно. Мы едем в Алашкурру торговать. Мы пришли с миром. Мы всегда приходили с миром. Ванакам, вождям Алашкурру, выгодно торговать с нами. Так что дай нам пройти.

Хвост демона хлестнул по дороге.

— Ты больше торгуешь, чем думаешь, человек из новых людей, даже среди новых людей. Когда вы разговариваете с ванаками, вы заражаете их своими новыми обычаями, как шлюха заражает человека дурной болезнью. А потом ванаки начинают вести нечестивые речи: дескать, мы важнее всех духов и богов. Давайте поставим самих себя перед нашими духами. Давайте отодвинем голоса наших богов на задний план. Боги Алашкурру злятся, слыша такие разговоры.

— Я торговец. Я торгую металлом. Я торгую тканью. Я торгую лекарствами. Я торгую вином, — флегматично сказал Шарур. Под палящим солнцем пот, струившийся по его спине, был холоден, как снег на вершинах самых высоких гор Алашкурру. — Если я рассказываю ванакам об Энгибиле, то только для того, чтобы восхвалять его величие. Освободи дорогу.

— И не подумаю, — презрительно ответил демон. — Боги Алашкурру гневаются. Мужчины Алашкурру злятся. Иди обратно, новый человек. Здесь тебе делать нечего. Ничего ты здесь не получишь. Назад. Назад. Назад.

Шарур облизал губы.

— Я не желаю слышать таких слов от демона на дороге. Пусть их скажут вожди Алашкурру.

Демон опять подпрыгнул в воздухе, но на этот раз он завизжал от ярости. Шарур быстро заговорил:

— Я не слышу слов придорожного демона. Я тебя знаю, демон горной страны. Имя твое Илуянкас! — Шарур очень не любил принуждать чужеземных духов, но у него просто не оставалось выхода.

Демон Илуянкас заверещал, на этот раз в смятении, и бросился наутек. Он улепетывал очень быстро. А мог бы, полетел еще быстрее. Шарур, знавший его имя, мог сильно навредить ему.

Караванщики орали от восторга, ведь на их глазах предводитель каравана прогнал демона. — Молодец, сын главного торговца, — сказал Мушезиб. — Эта уродина нас больше не испугает.

— Нет, наверное, — рассеянно согласился Шарур. Он заметил, что Хархару хмуро смотрит на него и спросил:

— Разве ты не говоришь на языке алашкуррут, повелитель ослов?

— Говорю, сын главного торговца, — ответил Хархару. — Только не так гладко, как ты. Но меня понимают, и я понимаю горцев.

— Тогда ты понял, что мы встретили демона Илуянкаса, демона дурных предзнаменований. Мне пришлось поступить с ним так. — Хозяин ослов кивнул. — Демон предупреждает нас. О том же говорил человек из Имхурсага. — Хархару снова кивнул, еще менее радостно, чем в первый раз. — Я не знаю, как нам быть, если люди и боги Алашкурру не захотят вести с нами переговоры.

— Мне нечего посоветовать, сын главного торговца, — сказал Хархару. — На моей памяти Алашкуррут никогда не отказывались от торговли. Ни разу такого не было за все годы, что Гибил отправлял караваны в их страну.

— Да, я тоже о таком не слышал, — сказал Шарур. — Как думаешь, не может это быть хитростью, чтобы заставить нас снизить цены?

— Возможно, — с сомнением отозвался Хархару. Однако ни он, ни Шарур в это не верили.

* * *

Туванас был первым горнорудным поселением Алашкурри. Именно туда направлялся караван. Настроение Шарура немного выправилось. Крестьяне по дороге к Туванасу выглядели дружелюбно. Никто из них не отказался продать караванщикам хлеб или свинину — свиней здесь разводили во множестве. Пиво тоже было. Здешние боги обретались в маленьких деревянных алтарях под открытым небом. Не то, что огромные кирпичные храмы других богов Кудурру. Но, похоже, местных богов все устраивало. Шарур воспринял это как добрый знак.

Он привел караван в Туванас под проливным дождем. Стражники, впервые отправившиеся в горы Алашкурру, испуганно смотрели в небо, бормоча что-то себе под нос при виде никогда не виданного летнего дождя.

Шарур их успокоил.

— Я видел такое здесь раньше. Таков путь богов в этой части мира. Посмотрите, Туванас расположен по берегу реки, а местные жители прорыли всего два-три канала для орошения полей. Они знают, что об остальном позаботятся дожди. Их урожаю ничего не грозит.

— Это же надо! Дождь летом…. — Агум потряс головой и с его бороды сорвались капли дождя, как с мокрой собачьей шкуры. — Здесь вообще все чудное. — Он обвел рукой поселение. — Если это не самое смешное место, которое я когда-либо видел, то я уж и не знаю, что бывает смешнее.

Тут Шарур был склонен с ним согласиться. По меркам Кудурру это не было ни деревней, ни настоящим городом. Шарур считал, что лучше бы подошло слово «крепость». Стены поселения были выложены из огромных каменных блоков, при взгляде на них невольно закрадывалась мысль, кем были строители — людьми или богами?

Вздохнув, Хархару сказал:

— Алашкуррут повезло, что у них так много прекрасного камня, из которого можно строить. Глиняный кирпич в таком климате мигом бы превратился в грязь.

— Это ж надо, — промолвил Агум. — Даже крестьяне здесь живут в каменных домах. А на крышах солома. Интересно, она и правда защищает от дождя?

— Прекрасно защищает, — сказал Шарур. — Обрати внимание: крестьяне, гончары, кожевники, кузнецы и прочие при случае уходят за стены. Стены