Роковая тайна сестер Бронте - Екатерина Митрофанова

С опаской она стала приближаться к тому месту, предчувствуя недоброе. Патрик недовольно окликнул супругу. Она не отозвалась; тогда мистер Бронте вместе с детьми и служанкой последовал за ней. Мария метнула тревожный взгляд на возвышающееся взгорье и тут же поспешно отвела глаза. Все ее тело забило в судороге, зубы нервно застучали. Жуткая, зловещая картина представилась ее взору: впереди рябило множество громоздившихся в гору надгробий. Мрачные, угрюмые могилы, поросшие мхом, щедро насыщали весь склон. От них тянуло затхлой сыростью.

— Это местное кладбище, Мария, — пояснил Патрик Бронте с равнодушным видом, — Чему тут удивляться? Вполне естественно, что оно расположено недалеко от церкви.

— И прямо напротив нашего дома! — в отчаянии воскликнула его супруга. — Если кому-нибудь захочется посмотреть в окно, дабы рассеять грусть и скуку — его ожидает лишь безотрадное созерцание сего печального пейзажа с суровыми надгробиями.

Патрик постарался как можно скорее увести жену и детей подальше от кладбища, вещая бодрым голосом, как просторно и уютно они устроятся в этих пустынных безлюдных местах. Он с гордостью указывал им на вечнозеленый вереск, поясняя, что этот декоративный кустарник растет здесь в изобилии. Однако лица его супруги и детей отнюдь не выражали восхищения.

— Ну, вот! — воскликнул мистер Бронте раздраженно. — Никто меня не понимает. Ни единое живое существо на всем белом свете. Потому-то я никому и не доверяю. Никому, кроме Бога и Природы. Они дают мне жизненные силы. Лишь им я безропотно подчиняюсь. Они — мои безраздельные владыки.

Будучи служителем англиканской церкви и свято веруя в Бога, достопочтенный Патрик Бронте в то же время был наделен яркими мистическими наклонностями, проявлением которых он, вероятно, был обязан своим ирландским корням. Да и сама внешность мистера Бронте безошибочно выдавала в нем подлинного сына плодородной Ирландии. Круглое лицо с резко выделяющимися скулами и выступающим вперед подбородком, носило отпечаток мрачной суровости. Губы почти все время были упрямо сжаты. Ярко-рыжие волосы, в которых прослеживались уже первые признаки седины, придавали всему его облику особое своеобразие и неповторимость.

Жена его, уроженка южной Англии, не отличалась особой красотою, но была наделена редким для женщины ее лет природным обаянием. Стройная фигура, приятное, миловидное лицо, длинные каштановые волосы, живые проницательные глаза, ровные жемчужные зубы, прикрытые мягкими, нежными губами. Эти несравненные чары некогда взяли в плен угрюмого, нелюдимого пастора и не отпускали его из своих могучих силков по сей день.

Внезапно налетел вихрь свежего, прохладного ветра, и от его сильного, волнующего дыхания проснулась дремавшая дотоле малютка Эмили Джейн — одна из дочерей почтенных супругов Бронте. Она удивленно вытаращила глазенки и стала с каким-то неистовым нетерпением озираться вокруг.

Марта, крепко державшая девочку на руках, не на шутку обеспокоилась. Эмили начала вдруг отчаянно вырываться. Служанка решила, что не удержит крошку, и она упадет.

— Девочка просто испугалась ветра, — предположила миссис Бронте. — Дай ее мне, Марта. Я постараюсь ее успокоить.

Но Эмили уже изо всех сил барахталась на руках у служанки. Марта опустила ее на землю буквально в двух шагах от густо стелющегося по ее поверхности бархатистого верескового ковра. Малышка тут же подбежала к дивному растению и, ухватившись за него обеими руками, замерла в блаженном оцепенении. В глазах ее отражался дикий, необузданный восторг. На губах играла удовлетворенная улыбка.

Патрик Бронте мгновенно разразился торжествующим смехом.

— Пожалуй, я поспешил со своими выводами, — объявил он после некоторого раздумья. — Один-единственный человек во всем мире все же меня понимает!

Марта вновь взяла на руки Эмили Джейн, и все семейство покорно направилось в пасторат.

Убранство дома слишком живо напоминало прибывшим путникам об их прежнем жилище. Пол, выстланный гладким камнем, оказался довольно скользким. После недолгого отдыха в небольшой уютной гостиной хозяин чинно поднялся и, спешно отдав Марте кое-какие распоряжения относительно приведения дома в образцовый порядок, приготовления обеда и распаковки вещей, вместе со своей семьей поднялся вверх по лестнице. На втором этаже оказалось несколько небольших комнат, обставленных довольно мило и со вкусом. Патрик принялся с гордостью расхваливать их достоинства. Речь его была настолько пронизана самодовольным торжеством и порывистой живостью, что невольно создавалось впечатление, будто он читал проповедь. Оказавшись в одной из комнат — самой маленькой, где не было даже камина, миссис Бронте выглянула в окно и тут же в ужасе отпрянула назад: отсюда обозревалось местное кладбище во всей своей мрачной суровости.

— Не пугайся, Мария, Бога ради, — сказал Патрик. — Коли тебе не нравится эта очаровательная комнатенка, я, разумеется, не настаиваю, чтобы ты непременно оставалась здесь. Полагаю, этот маленький и несколько таинственный уголок лучше всего подойдет для детей. Они превосходно тут устроятся и очень скоро освоятся! Думаю, наша старшая дочь достаточно прилежна и серьезна, и я совершенно спокойно могу поручить ей все заботы о младших. Не правда ли, Мария? — обратился он к бледной худенькой девочке, носящей то же имя, что и ее мать.

— Да, отец, — ответила та, смущенно потупившись.

— Вот и отлично! — заключил хозяин, всем своим видом выражая полное удовлетворение, — Теперь это — ваша комната. Запомните: она будет называться…

— «Children's room»[4]? — предположила вторая дочь почтенных хозяев Элизабет.

— Нет, дитя мое, — отозвался Патрик. — Так было раньше. Это наименование звучит слишком просто и обыденно. К тому же оно не будет соответствовать вашей деятельности. Вы ведь быстро повзрослеете. Очень скоро вы оставите свои примитивные игры, и будете заниматься куда более серьезными и полезными вещами. А потому наречем это место, как подобает — солидно и респектабельно: «Children's study»[5].

Помолчав немного, он добавил:

— Возможно, это покажется вам несколько неожиданным, но очень скоро вы привыкнете.

— Может, все-таки не стоит поселять наших детей в такую холодную, сырую, тесную комнату с унылым видом на надгробья? — вмешалась миссис Бронте, успевшая немного прийти в себя от потрясения.

— Пустое! — решительно прервал ее Патрик. — Детям понравится здесь, ручаюсь, Мария. Это место не являет особо резкого контраста в сравнении с тем, что им доводилось видеть раньше.

Быть может, миссис Бронте в тот момент почувствовала негодование и протест, однако не стала более вступать в бессмысленные пререкания со своим супругом. Патрик, вопреки всей его природной суровости и неприступной отчужденности, обладал поистине уникальным даром убеждения. Обыкновенно речь его отличалась предельной простотой, неприхотливостью, отсутствием ярких красочных оборотов, придающих говору заметную долю изящества и пластики, за исключением лишь тех редких случаев, когда мистер Бронте пребывал в состоянии взволнованной экспрессии, вызванном страшным гневом или же, напротив, необузданным восторгом. Однако строгие короткие фразы, высказываемые им в весьма сдержанной манере, но с некой внутренней настойчивостью, граничащей порой с безрассудным упрямством, не проявляемым внешне, но чувствовавшимся в каждом его слове и движении, оказывали моментальное магическое воздействие на всех членов его семьи. Включая и гордую супругу, вопреки ее внешней мягкости и покорности отнюдь не отличающуюся податливым нравом. В непоколебимом упорстве на пути к достижению цели и в деловой хватке Патрик Бронте, пожалуй, мог бы поспорить с самим Гаем Юлием Цезарем.