По дуге большого круга - Геннадий Турмов

В доме воцарилась тишина. Даже черный как смоль с огромными рыжими глазищами кот Васька забился куда-то в угол. Все словно оцепенели.

– Знаешь что, – неожиданно подошел к отцу Василий. – Катись-ка ты к своей… – не нашел он подходящего слова. – А ты, мать, не кручинься, выживем. – Никто с тобой, – снова обратился он к отцу, – не пойдет, даже Вовка.

Лицо Ивана Федоровича побагровело. Он странно задергал усами, руки судорожно стали расстегивать ремень…

– Ах ты щенок недоношенный… Как ты с отцом разговариваешь? Не порол я тебя ни разу, а сейчас врежу, – пытался он расстегнуть непослушную пряжку ремня.

Василий протянул руку, ухватил отцовский ремень, приподнял, словно тряпичную куклу, в общем-то нехилую фигуру Ивана Федоровича и держал его на весу, хрипло приговаривая:

– Уходи от греха подальше…

Отец смешно задергал ногами, кто-то из сестер не к месту прыснул в кулак.

Подержав отца в нелепом положении несколько минут, Василий опустил отца на пол.

Красный от натуги с выступившими от обиды и стыда слезами Иван Федорович прохрипел:

– Выкормил на свою шею битюга…

Нелепо подтягивая галифе, он вышел за дверь.

Ксения, оцепенев и безвольно опустив руки, застыла у печи.

Василий подошел к матери, приподнял за плечи и ободряюще произнес:

– Ничего, мать, проживем!

Остальные тоже подбежали, каждый со своими утешениями. Скупая на ласки Ксения не проронила ни слезинки. Да и из остальных никто не всплакнул, хотя расходились по своим местам с окаменевшими лицами.

Проведя бессонную ночь, Ксения ранним утром по привычке побрела на кухню. Какое бы горе ни было, а детей кормить-то надо!

Но все валилось у нее из рук. Она присела на табуретку, не хотелось ни думать ни о чем, ни что-либо делать.

За входной дверью кто-то заскребся. Ксения с трудом поднялась с табуретки и пошла к двери, чтобы впустить кота Ваську. Открывая дверь, она проговорила потухшим голосом:

– Ну, входи, шалавый.

Но кота не было видно. А стоял перед нею Иван, какой-то обмягший, опустошенный, заросший щетиной, с жалкой улыбкой на лице.

Ни слова не говоря, он бухнулся прямо в сенях на колени перед Ксенией, уткнулся лицом в подол платья, обнял ее за ноги и зашептал:

– Прости меня, мать, прости… Нет у меня без вас жизни…

Услышав шум, из комнат высыпали дети, застыли в дверях, увидев отца, стоящего на коленях перед матерью.

– Простите меня, дети, – обратил Иван к ним мокрое то ли от пота, то ли заплаканное лицо.

– Пусть мать простит, если сможет, – среди полной тишины выкрикнул Василий.

Ксения стояла, словно окаменев, молча глотая катившиеся по щекам слезы.

– Вставай, Иван, – наконец проговорила Ксения, – давайте, дети, за стол, завтракать пора.

И тут женская половина не удержалась, раздались сначала короткие всхлипывания, а затем рев в полный голос. Слезы, словно очистительный дождик в грозу, разогнали сгустившиеся над семьей тучи.

После примирения Ксения удивлялась чувствам Ивана, как будто бы наступил второй медовый месяц. Последствия не заставили себя ждать. Ксения забеременела. И это в пятьдесят-то с лишним лет!

Она стыдилась своих взрослых детей, но решила выносить ребенка.

– Ой, Ваня, что же мы сотворили с тобой на старости лет? – сокрушалась не раз Ксения Ивановна.

– Не что, а кого, – поправлял ее Иван Федорович, – строителя коммунизма, в конце концов. Мы эту хорошую жизнь строили, а он или она в этой новой жизни будут жить.

Ксения Ивановна родила девочку в самом начале 1940 года, в морозную зимнюю ночь.

Для взрослых детей она была чем-то вроде игрушки. В отличие от черноволосых Потопяков была такая беленькая, светленькая, вот и назвали ее Светланой. Хотя уже к школе волосы потемнели, как у старших братьев и сестер.

В конце лета 1940 г. Василия, по его заявлению, военкомат направил учиться в Тюменское военно-пехотное училище, которое было сформировано в декабре 1939 г. на базе мотострелково-пулеметной бригады, прибывшей в Тюмень после участия в боевых действиях на Халхин-Голе.

Долгих проводов не было. Василий попросил родных на вокзал его не провожать. Все поняли, что последние минуты он хотел провести с Оксаной.

Василий писал матери письма и даже успел прислать фотокарточку, с которой глядел бравый курсант в буденновке. В каждом письме он просил поцеловать младшую сестренку. А менее чем через год грянула Великая Отечественная. Василий написал, что в училище состоялся досрочный выпуск, ему присвоили звание лейтенанта, и он отправился на фронт, где обещал дать немцам жару.

Письмо запоздало. Его опередила похоронка, присланная на имя Ксении Ивановны.

На бланке с угловым штампом стрелкового полка значилось:

«Извещение от 4 августа 1941 г. № 2/0308

Ваш сын Потопяк Василий Иванович,

Уроженец Уссурийской области, г. Ворошилов

В бою за социалистическую родину, верный воинской присяге,

Проявив мужество и геройство, был убит 20.7.41 г.

д. Долгая, Сланцевского района, Лен. обл.

Похоронен на кл. у д. Ариновка Сланцевского р-на Ленинградской области.

Настоящее извещение является документом для возбуждения ходатайства о пенсии /Приказ НКО СССР№ (не заполнено. – Примеч. авт.)

(печать прилагается».)

Подписали извещение синим химическим карандашом командир части майор Якутович и комиссар части ст. политрук Кузнецов.

Когда Светлана повзрослела, мать рассказывала ей, что 20 июля 1941 г. (в этот день был убит Василий) у нее вдруг закололо сердце, дыхание на мгновение остановилось, и она поняла, что с Василием случилось непоправимое. А через месяц пришла «похоронка»…

…Детство Светланы пришлось на военные и послевоенные годы. Одним словом, трудное детство. Недаром уже в наше время возникла такая категория жителей России «Дети войны».

Во время войны весь тыл страны жил только фронтом. «Все для фронта, все для Победы!» – этот лозунг стал святым для семьи Потопяков.

Александра вышла замуж за Дмитрия Дуюнова и сопровождала его всю войну по городам и весям, куда заносила их нелегкая служба мужа.

Октябрина поступила в медицинское училище и училась на фармацевта, выполняя работу по сбору лекарств для фронта. Сын Иван служил в авиаполку где-то на Камчатке.

Лена (она же Леля) работала токарем на оборонном заводе в Ворошилове, на этом заводе «токарничал» и младший сын Володька. Неугомонный подросток доставлял немало хлопот. То проспит на работу, то залезет в самолет, стоявший прямо за их забором и охранявшийся часовым, то надерзит начальству…