Веселые будни - Вера Новицкая

Папочка с мамочкой были на журфиксе [32] у тети Лидуши, «винтили» там, a меня, конечно, дома оставили и вместо винта [33] сказали уроки приготовить. Я бы их непременно выучила, если бы мне под руку не попалась большая книга в светлом переплете, на котором две девочки нарисованы, — вот эти самые «Дети Солнцевых».

Взяла я ее только картинки посмотреть, ну, потом хотела взглянуть, какая там первая глава, нарочно даже не садилась, стоя смотрела, но как начала, так до половины одиннадцатого и читала не отрываясь. И дольше бы просидела — потому что я потом-таки уселась и даже очень удобно, — но от усталости уж плохо понимать стала, да и противная Глаша сто раз надоедать приходила:

— Марья Владимировна, извольте спать идти!

Ничего больше и не оставалось, как в кровать бухнуться, потому как голова страшно трещала, то есть… болела. Уж какое же тут учение? Одна надежда — авось на следующий день не спросят. Наверняка даже не должны спросить, так как отметки у меня по всем предметам имеются.

Иду на следующее утро.

География благополучно сошла, даже весело, потому что меня, слава Богу, не вызывали, a то радоваться нечему было бы, ведь урока я и не читала.

Сегодня Люба отличилась; я не смеюсь, она, правда, хорошо отвечала, только один раз вместо Индийского океана в Северный Ледовитый заехала, но уж это по моей вине. Страх я люблю на уроке Любу смешить, она сейчас «готова» и потом уж остановиться не может, хохочет-заливается — ну, и весь класс за ней.

Вызвали ее к карте. Я вынула носовой платок, сделала на одном углу узелочек, всунула в него второй палец — получилась голова в колпаке. Потом третий и первый я вытянула как две руки и завернула их краями платка так, что рубчик пришелся у меня посреди ладони, — вышел смешной-пресмешной маленький белый человечек в халате и ночном колпаке.

Люба моя стоит себе, палочкой по карте водит, a Армяшка глядит на нее, радуется, и спину нам повернула. Тут мой человечек из-под парты и выскочил! Люба фыркнула, но живо подобрала губы и дальше рассказывает. Тогда я стала дрыгать вторым пальцем, что в узелок продет, — человечек мой так и закивал головой, знай себе поклоны отвешивает. Тут уж не одна Люба, со всех сторон фыркать начали. Даже Зернова не устояла (она редко смеется, но ужасно потешно, потому сама-то она не то на канарейку, не то на попугая похожа — и вдруг птица хохочет!).

Армяшка зашикала на нас, и мой старикашка живо под парту юркнул, но только Терракотка отвернулась, он опять тут как тут — и кланяется все ниже и ниже, a класс хохочет все громче и громче. Вот тут-то Индийский океан и оказался в Северном Ледовитом.

— Что за глупый смех? — разозлилась Армяшка и живо так обернулась лицом к классу.

A я себе преспокойно сидела, руку с человечком локтем подперла, чтобы всем видно было. А когда она вдруг повернулась, что мне делать? Я скорее невинную физиономию скорчила и ну сморкаться, благо платок около самого носа был… Фи!.. Не дай Бог никому так высморкаться!.. Ведь на ладони-то моей приходились полы халатика, a они впопыхах и распахнулись… Вот гадость!.. И ведь есть же люди, которые обходятся без носовых платков!..

По счастью, урок скоро кончился, и мы с Любой стрелой помчались в уборную — я отмываться, a она за компанию. Вдруг — бух! Не могли остановиться и с размаху влетели прямо во что-то мягкое — головами в живот учителя истории. A учитель этот милый-милый, толстый-толстый. Мы сконфузились, даже извиниться не сообразили и полетели дальше. Нам-то ничего, не больно, мы в мягкое попали, a ему каково? Головы у нас твердые.

A ведь это, может быть, опасно?.. У одной знакомой барышни от ушиба рак сделался. Вдруг у него рак сделается? Нет — два рака, ведь его две головы ударили. Бедный милый толстяк! Он, говорят, такой славный, его все в старших классах любят.

Кажется, он-то и показывает в физическом кабинете такие интересные опыты из истории… Впрочем, наверняка не знаю. A что, собственно, можно из истории на опытах показать? Ведь не войны же! Ведь не дерется же он с ученицами? Интересно. Надо будет старших спросить.

A беда-то все-таки над моей бедной головушкой стряслась.

Последний урок — русский, входит Барбос. А выучить задано было стихотворение «Ты знаешь край, где все обильем дышит». Стихотворение чудесное, если б я только вспомнила про него, непременно выучила бы, но это — если бы вспомнила, a я…

Вызывают Зернову. Она, конечно, на совесть ответила, как и полагается первой ученице. Потом Бек. Ta хоть не первая, a знала назубок. Потом вдруг — вот тебе и раз! — Старобельскую. У меня душа в пятки ушла, ведь я ни единого раза не читала, только вот сейчас Зернову да Бек прослушала. Нечего делать, подхожу к столу, начинаю:

— «Малороссия», стихотворение Алексея Толстого.

И пошла-пошла плести. Стихотворение-то я все до конца сказала, но слов в нем, кажется, больше моих собственных оказалось, чем толстовских. Барбоска меня несколько раз поправляла, a обыкновенно что-что, a уж стихи да басни я всегда с шиком рапортую.

— Неважно, — говорит. — Что ж это вы так плохо знаете?

Ишь ты! Не учивши, да хорошо знать? Слава Богу, что и так оттарахтела… то есть ответила…

Я молчу, a Барбос опять:

— Отчего же вы не знаете, а?

Вот чудачка!

— Да потому, — говорю, — что я не учила.

— Как не учили? Совсем?

— Совсем, даже не читала.

Барбос глаза вытаращил.

— Красиво, нечего сказать. Понадеялась, что помнит, и не дала себе даже труда повторить. Очень стыдно.

Тут уж я глаза вытаращила:

— Что повторить? Да я никогда в жизни этого не учила.

— Так почему ж вы все-таки знаете?

Как почему? Нет, положительно Барбосина ума решилась и самых простых вещей не понимает. Что ж она, проспала что ли, как Юля с Зерновой старались?

— Да ведь Бек и Зернова сейчас отвечали, ну, я и слышала, оттого и знаю.

— И это вы всегда таким способом уроки учите? — спрашивает учительница.

— Нет, — говорю, — обыкновенно я дома учу, a вчера некогда было.

— Как некогда? A что ж вы делали?

— «Дети Солнцевых» читала.

— Как? И ваша мама позволяет вам читать посторонние книжки прежде, чем вы окончите уроки?

Нет, Барбосина-то того, совсем швах, все что-то неразумное сегодня плетет. Она, кажется, думает, что моя мамуся совсем глупая.

— Конечно, нет, — говорю, — никогда не позволяет, a только вчера запрещать некому было. Мама уехала, a я на одну только минутку взяла книгу посмотреть, да так интересно…