Фарфоровый детектив - Зоя Орлова

На кой чёрт я открыл этот ящик?!

Данила присел на корточки рядом со старинным деревянным сундучком, который только что доставил ему курьер. Говорил же дед: «Не открывай, если не знаешь, что внутри». Потрогал защёлку-замочек на крышке. Латунная. Погладил ладонью ткань внутренней обивки. Надо же, шёлк. Отбросил в сторону обрывки дерюжки, кукла теперь была видна целиком. От чёрной макушки до кожаных ботиночек.

Когда-то роскошная и, наверное, очень дорогая. Деланная явно не для детских игр, а для дамских гостиных. Из тех, что выходят окнами на центральные проспекты столиц. Кому пришла в голову идиотская затея прислать её вот так на ночь глядя в их с дедом дом на окраине Пскова?

Данила рассмотрел поближе обрывок дерюги. Холстинки-то домотканые ещё. Что общего у них с шёлковой роскошью сундука? Он поймал себя на том, что избегает прикоснуться к кукле. «Что человеком сделано, дурным быть не может», – вспомнилась ещё одна дедовская мудрость, и Данила решительно вынул куклу из сундука.

– Смело живёшь, Данила-мастер, двери не запираешь.

Он вздрогнул и испуганно посмотрел в кукольное лицо. Застывшее, фарфоровое, безглазое. Сзади кто-то расхохотался. Звонко, громко, ничуть не заботясь о ночной тишине. Порыв свежего ветра донёс до него аромат лаванды и чуть-чуть цитрусовых.

На пороге распахнутой настежь в сад двери стояла Нина.

– Как тебе моя Пандора? – Нина кивнула на куклу, проходя в комнату и быстро оглядываясь по пути: диван со смятой постелью, самодельные книжные полки, стол с неубранной посудой. Не нашла, где присесть, осталась стоять. – Возьмёшься реставрировать?

Данила наклонился положить куклу обратно в сундук, выигрывая время и заставляя своё сердце биться пореже. Ткнул пальцем в переносицу, поправляя очки:

– Я по фарфору ещё не работал.

– Брось, все же знают, что твой дед был лучшим мастером. Наверняка и тебя научил. А мне срочно надо. Выставку открываю в своей галерее. Слыхал?

Ещё бы он не слыхал. Однокурсники уже какую неделю только и обсуждают, что Нинкин батя подарил доченьке в честь защиты ею диплома готовый бизнес – выставочную галерею, да не где-нибудь, а у самого Крома.

– Когда выставка?

Нина обрадованно улыбнулась:

– В том-то и дело, что от тебя будет зависеть, Даня.

Он-то думал, что Нина и знать не знает, как его зовут, а она, оказывается, и прозвище помнит – Данила-мастер, и имя, которым он только близким друзьям позволяет себя называть.

– Я хочу арт-перформанс на открытие сделать, ну ты понимаешь: немного театра, немного интерактива со зрителем, а арт-объектом у меня будет она – Пандора. И весь перформанс в виде хоррора, чтобы страшно стало всем до жути.

Данила глянул на куклу, лежащую у ног. Глаз нет. Иголка эта…

– Кто её так?

– О! Это жуткая история. Слушай, у тебя есть чего-нибудь выпить? Короче, дело было в конце девятнадцатого века. Здесь у нас, в самой глухомани под Себежем, в одном богатом имении жила дворянская семья. Не то литовцы, не то шляхтичи по фамилии Корсак. Когда старшей дочери Анеле исполнилось 16 лет, просватал её отец в жёны какому-то русскому князю. Из очень-очень знатного рода. Не знаю уж, почему папаша так торопился. То ли жених старый был, боялись, помрёт. То ли нуждающийся, боялись, кто другой уведёт ради титула. А может, и любовь была, история это умалчивает.

Данила открыл холодильник. На пустых полках обнаружил старый кусок сыра, недопитую бутылку сухого белого и миску со свежей малиной, вечером только собирал. Смахнул с обеденного стола грязную посуду и крошки. Достал мамины хрустальные фужеры, разлил вино. Нина, не прерывая рассказа, глотнула, чуть скривилась, зависла пальцами над тарелкой с кусочками подсохшего сыра, не рискнула взять и закинула в рот целую пригоршню малины.

– Короче, имя князя неизвестно. Но по деревням в тех местах до сих пор рассказывают байку о кукле-убийце, которую он привёз в подарок своей невесте. Вот о ней, – Нина ткнула пальцем в сторону сундука. – Анеля так полюбила куклу, из рук не выпускала, а за неделю до свадьбы внезапно заболела чем-то страшным и умерла. Куклу отдали её младшим сёстрам. Через несколько дней и они скончались в ужасных мучениях. Вот тогда-то местная ведьма и определила, что кукла не простая, а заговорённая на смерть.

– А как она у тебя оказалась? – Данила подкинул фразу в беседу, словно полено в костёр. Он наслаждался, наблюдая, как двигаются её пухлые розовые губы, измазанные малиновым соком, как она нетерпеливо отбрасывает в сторону чёрные прядки, что выбились из косы и лезут в лицо.

– Так та ведьма была моей прапра, короче, какой-то там прабабкой. Недавно этот сундук в её деревенском доме нашли, ну я и вспомнила эту историю. Классно же будет открыть выставку старинных кукол настоящей Пандорой, да ещё и с таким кровавым прошлым?

– А почему ты её Пандорой зовёшь?

– А ты что, ящик не видел? – Нина захлопнула крышку сундука и развернула его задней стенкой к свету. В углу была прикреплена медная жестянка с витиеватой гравировкой – Pandora. – Вот. Знаменитый парижский Дом модных кукол.

* * *

Данила распахнул окна в сад. Запах лаванды и чуть-чуть цитрусовых стал слабее. Перетащил сундук в мастерскую. Весь дом, по сути, был одной сплошной мастерской. Так ещё при деде сложилось. Комната для приёма гостей, здесь же спали, ели, а все остальные территории – не для посторонних. Вытащил куклу, усадил на рабочий стол, сам забрался с ногами в продавленное дедовское кресло. Так, что у нас тут?

Правое ухо утрачено, мизинца на левой руке нет, носки ботиночек погрызены крысами, каблуки в порядке. Невкусные, что ли? «Ну, как чинить думаешь? Осколки есть? Глянь в ящике», – голос деда привычно появился, как только Данила взялся за работу.

Он с детсада знал, что не такой, как все. Запоминал всё быстрее других и навсегда, считал без калькулятора, иностранные языки «вспоминались» легко, как родные. На словечко «аутист», которым его пытались дразнить в школе, не обижался. И поэтому совсем не удивился, когда после смерти воспитавшего его деда однажды услышал в голове родной голос, распекавший за неправильно разведённую мастику. Теперь дед всегда был с ним, стоило только задуматься или приняться за общее любимое дело по починке сломанной вещи.

– Даже пыли фарфоровой не осталось, – сообщил Данила деду, – пусто в сундуке. Думаю, налепить что-то взамен утраченного. Глина полимерная пойдёт?

– Допустим. Дня три, не меньше, на лепку и просушку уйдёт. Потом покраска.

– Волосы ещё… – Данила встряхнул куклу. Под всклоченными чёрными кудрями в голове у неё что-то забренчало. Глаза? Скорее всего, наверное, провалились внутрь. Или кто-то специально выдавил? Как их теперь доставать? Туловище мягкое, надо бы платье снять, проверить, но эта игла… Он поискал на полке плоскогубцы.

– Погодь, Данила, с такими вещами не шутят. Вишь, игла не простая. Тут бы знающего человека позвать, кукла-то колдовская.

– Ладно тебе, дед, пугать. – Данила ухватился покрепче за старую железяку, выдернул со второй попытки. Крепко сидела ржавая. После неё осталась рваная рана. Как на трупе.

* * *

Ночью Данила проснулся от громкого звука. Что-то случилось в мастерской? Или во сне? Он давно привык первым делом прислушиваться к себе, а потом уже искать причину беспокойства во внешнем мире. В доме стояла абсолютная тишина. И тут он услышал быстрое лёгкое поцокивание. Когти? Каблуки?!

Какие, к чёрту, каблуки?! У неё же ботинки… Сел в постели. Звуки шагов смолкли. Нащупал выключатель. Свет залил комнаты. Тихо. Заставил себя подняться и босиком шагнул к дверному проёму в мастерскую.

У самого порога валялся любимый дедов деревянный идол, который всегда жил на полке над его рабочим столом – увесистый сосновый чурбан. Дальше, в осколках разбитых фужеров и пятнах крови на полу, лежала кукла с расколотой на две части головой. Улыбающееся лицо уставилось на него пустыми глазницами. Скальп чуть в сторонке.

За спиной хлопнула створка открытого окна. Данила вздрогнул. Сквозняк? Поёжился и опустился на колени, к кукле.

Чёрные стеклянные глаза с пушистыми, загнутыми вверх ресницами отлетели под дедовское кресло и, к счастью, не разбились.