Порученец Жукова - Михаил Гуткин

Оба мужчины кивнули.

— Во-вторых, у меня есть одно предложение.

Тут я чуть было не ляпнула, что хочу предложить методику, которую применяет папулька на своей фирме, но вовремя одумалась.

— Мы с товарищем майором выпишем перечень вопросов, которые будем выяснять в каждой проверяемой части. Все это сведем в таблицу. Сделаем три одинаковые таблицы — по одной для каждого из нас. И результат по каждому вопросу независимо друг от друга будем оценивать по пятибалльной шкале от одного (ужасно) до пяти (все в полном порядке). Тогда мы сможем не только сравнить результаты разных частей, но и определить самые узкие места в армиях округа. Это те вопросы, по которым у всех окажутся примерно одинаковые плохие оценки. Разумеется, на некоторые вопросы не будет ответа у меня, а на некоторые — у кого-либо из вас. Там будем ставить прочерки.

— Как, товарищ майор? Есть у вас возражения, дополнения?

— Есть дополнение, товарищ Мехлис. Товарищ Аня не учла, что такой комплект из трех таблиц нужен для одной воинской части. А нам надо будет проверить несколько частей. Поэтому число таблиц нужно соответственно увеличить.

Ой, и правда. Вот лопухнулась. А еще математик!

— Хорошо, это учтем. А сейчас берите каждый по два листа бумаги, идите в соседнюю комнату и пишите вопросы. Перечень вопросов показываете мне. Даю вам тридцать минут.

Полчаса мы с майором добросовестно пыхтели, каждый в своем углу, составляя вопросы. Я, при составлении списка, старательно вспоминала, о чем шла беседа у тогда еще капитана Григорьева в присутствии Васи и Окулова: о меткости стрельбы солдат, о взаимодействии, об умении вести огонь по воздушным целям, о скорости подготовки к бою, о доставке боеприпасов от складов к орудиям и пехоте, а также о многом другом. Вспомнила и о контрольном облете на нашем самолете с целью проверки маскировки, и о проблемах с проводной связью.

Короче, за полчаса я исписала оба листа и подумывала, не попросить ли еще один лист. Но время вышло, и мы с майором вернулись в кабинет Мехлиса. Он взял у нас листы и погрузился в чтение. Минут десять мы просидели в полной тишине. Наконец Мехлис положил все бумаги на стол и улыбнулся:

— Товарищ Сталин подобрал мне хорошую команду. Теперь вижу, что мы сумеем выполнить возложенную на нас задачу, хотя с самого начала опасался, что двух человек может оказаться недостаточно. Я сегодня доработаю ваш список, завтра с утра согласую его с товарищем Шапошниковым, и мы сразу вылетаем. Жду вас завтра у себя к 10:00. Свободны.

Я с облегчением вышла из кабинета. Теперь надо добраться до моего наркомата. К счастью, Серков приехал на машине и подбросил меня на площадь Дзержинского. Я поднялась к кабинету Берии и там увидела майора Трофимова. Он снова заступил на дежурство. Поприветствовав майора, я попросила доложить обо мне. Трофимов кивнул, но остался сидеть на месте. Видя мое недоумение, он улыбнулся и объяснил, что Берия приказал двадцать минут его не беспокоить и что прошло только десять минут из двадцати. Делать нечего. Уселась и привычно стала ждать. Еще через десять минут Трофимов вскочил и нырнул в кабинет. Тут же вышел и пригласил меня войти. Берия сидел за столом. Выглядел он устало, хотя эти двадцать минут, наверное, отдыхал. Видимо, беседы со Сталиным всех порядком напрягают. Если верить моим книжкам, то каждый нарком, отправляясь на такую беседу, не знал, вернется ли домой наркомом и вернется ли вообще. На самом деле я уже поняла, что подобные «сказки» рассчитаны на невежественную аудиторию, но с должностью наркома при халатной работе расстаться можно быстро.

— Товарищ нарком. Прибыла согласно вашему приказу, — решила я немного ускорить события.

— Очень хорошо.

Берия уже справился с минутной слабостью и снова стал грозным наркомом.

— Расскажите, как прошла беседа с товарищем Мехлисом.

— Все нормально, товарищ Берия. Приняла участие в составлении бумаг. Работа оценена положительно, и я свободна до десяти часов утра.

— Рад за вас. Я не смог вас заранее предупредить, что товарищ Мехлис очень сложный человек. Он искренне предан товарищу Сталину и пользуется его полным доверием. Но характер у него тяжелый. Он требователен и к себе, и к другим. И никому не дает спуску. В армии его не любят, как, впрочем, не очень любят всех политработников. Но его еще и боятся, потому что он всегда требует максимального наказания для провинившихся командиров. Впрочем, те, кто хорошо выполняют его поручения, могут рассчитывать на его полную поддержку. Если он положительно оценил вашу работу, то, несомненно, включил вас в свой список хороших работников. Он думает, что я не знаю о существовании этого списка. — Берия ехидно усмехнулся.

— Товарищ Берия, — не выдержала я. — У меня появился к вам один вопрос.

— Только один? Тогда не страшно — задавайте.

— Сегодня на совещании товарищ Сталин назвал меня лейтенантом. И товарищ Мехлис тоже назвал меня лейтенантом. Но ведь я младший лейтенант. И знаки отличия у меня в петлицах соответствующие.

— Насчет знаков отличия — это вы правильно заметили. Делаю вам замечание, товарищ Северова, за то, что вы одеты не по форме. Ваши знаки отличия не соответствуют вашему званию.

Тут моя челюсть слегка отвалилась, и я уставилась на Берию с некрасиво раскрытым ртом. Он, довольный произведенным эффектом, улыбнулся и сказал:

— Помните, когда сегодня утром вы пришли ко мне, я читал бумагу? Так вот, эта бумага имела к вам непосредственное отношение. Нарком НКВД Белоруссии товарищ Цанава написал на вас представление к внеочередному присвоению звания лейтенант госбезопасности. В этом немалую роль сыграли обнаруженные вами бумаги.

— Товарищ Берия, — буквально взмолилась я, — мне все говорят о важности найденных бумаг, но никто не сказал, что же в них такого. Лаврентий Павлович, раскройте секрет, или я умру от любопытства.

— Ну вот, таковы все женщины. Обещали один вопрос, а сами тут же задаете второй, — пошутил Берия.

— Никак нет, товарищ нарком. Это не второй вопрос, а первая просьба.

— Действительно, не вопрос. Тогда придется рассказать. Хозяин этих бумаг был резидентом немецкой разведки, причем собирал информацию сразу и о поляках, и о нас. Когда немцы захватили Польшу, он спокойно остался на месте. Но то, что по договору 1939 года область, в которой он жил, отойдет к нам, он не знал. Предполагаем, что его просто забыли предупредить. И 17 сентября ему срочно пришлось рвануть в бега. Но наш Иностранный отдел к этому времени уже два года держал его на контроле. И, поняв, что резидент хочет удрать в фатерланд, решили его захватить. К сожалению, он успел принять яд, и нам достался его труп, коллекция охотничьих ружей, кстати почему-то сильно поредевшая, — тут я еще раз помянула Трофима, — и некоторые его записи, включая шифр ко всем бумагам. Представьте себе разочарование наших разведчиков, когда, прочитав захваченные материалы, они установили, что самые ценные бумаги куда-то исчезли.