Не покидай меня, любовь - Шэрон Кендрик

Эндрю наполнил чайник и повернулся к ней, переминаясь с ноги на ногу, словно стоял на чем-то горячем.

— Я ужасно себя чувствую из-за того, что объявил о повышении арендной платы. Знаю, ты не можешь платить больше. Давай забудем тот разговор, хорошо?

Эмма недоуменно заморгала.

— Забудем?

— Конечно. В конце концов, — он пожал плечами, — ты хороший квартиросъемщик. Так что пусть все остается как есть, я не буду возражать.

Эмма обратила гримасу в улыбку, разливая горячий чай по двум чашкам. Одну она подала Эндрю и села, чтобы начать кормить Джино. Если б только он сказал это раньше! Тогда ей не пришлось бы идти к Винченцо с протянутой рукой и просить его о разводе...

Но нет, это неправда. Когда-нибудь ей все равно пришлось бы поговорить с Винченцо, и, возможно, повышение квартплаты всего лишь ускорило события. Она не могла всю жизнь скрываться от него, прятать голову в песок и избегать неизбежного, ибо рано или поздно Джино захочет узнать своего отца.

Но, по крайней мере, слова Эндрю сняли с этого вопроса срочность, избавили от ужасного чувства паники.

Это очень великодушно с твоей стороны, Эндрю, и я ценю это.

Нет, не благодари, — сказал он, помешав свой чай, прежде чем поднять на нее глаза, в которых светилось любопытство. — Один из местных сказал, что вчера тут была шикарная машина.

Рука Эммы, державшая ложку с банановым пюре, застыла на полпути ко рту Джино, малыш сам потянулся к ней.

А в нашем арендном договоре написано, что это запрещено? — как можно легкомысленнее спросила она, помогая Джино вложить ложку в ротик.

Конечно, нет. Просто у тебя не часто бывают гости, и я... — Он вскинул голову.

Эмма услышала стук в дверь и вздрогнула. Она даже не заметила, что Джино ухватился ручкой, измазанной в банане, ей за волосы.

— Там кто-то пришел, — сказал Эндрю.

Она хотела быстренько вывести его через заднюю дверь, пока не поняла, что ведет себя как сумасшедшая. Разве не поклялась она быть сильной? Прекрати же вести себя так, будто делаешь что-то дурное. Эндрю — домовладелец и имеет полное право находиться здесь.

Она открыла дверь, и, когда увидела Винченцо, сердце ее подпрыгнуло. Это был совершенно другой Винченцо, как небо от земли отличающийся от того офисного миллионера, который соблазнил ее вчера. Сегодня он был одет в темные джинсы и темную куртку. Внешне расслабленный Винченцо, и почему-то от этого еще более опасный. Как змея, спящая на солнце, которая, если ее потревожить, сделает молниеносный бросок...

— Доброе утро, — проговорила она, подумав при этом, что ничего особо «доброго» в этом утре нет.

Муж не ответил на приветствие. Его взгляд метнулся поверх плеча Эммы и остановился на ребенке, сидящем на высоком стуле. Малыш, привлеченный непривычным шумом, глядел прямо на Винченцо своими большими карими глазками.

Глядя на маленького мальчика с тем же завороженным интересом, Винченцо почувствовал, как сердце почти болезненно сжалось. Он хотел пройти прямо к сыну и снять малыша со стула, но воспрепятствовало то, что рядом находился еще и мужчина. Да, мужчина, который сидел за столом в кухне Эммы и пил чай. Более того, он не поднялся навстречу гостю, что также уязвило Винченцо.

И кто, черт побери, вы такой? — ледяным тоном поинтересовался он.

Прошу прощения? — не понял Эндрю.

Вы слышали. Кто вы такой и что делаете в кухне моей жены?

Вашей жены? — Эндрю вскочил и повернулся к Эмме, на лице его отразилось недоумение и обвинение. — Но ты же говорила мне, что у тебя больше нет мужа?

— О, вот как? — последовал вкрадчивый вопрос с другого конца комнаты.

Это похоже на дурной сон, подумала Эмма.

Она сглотнула.

Думаю, тебе лучше сейчас уйти, Эндрю. Эндрю нахмурился.

Ты уверена, что все в порядке?

Как мило, что он спросил! И как же домовладелец собирается помочь ей? Быть может, вышвырнуть кипящего от злости сицилийца за дверь? Смешно...

— Да, все в порядке, — как можно бодрее произнесла Эмма.

Эндрю с достоинством удалился. Как только дверь закрылась за ним, повисло неловкое молчание. Винченцо повернулся к жене с выражением едва сдерживаемой злости.

— Ты спала с ним? — спросил он грозно, но тихо, сознавая, что в комнате ребенок.

Она гневно вспыхнула.

— А ты как думаешь?

— Думаю, он не похож на мужчину, который мог бы удовлетворить твой ненасытный сексуальный аппетит, сага, хотя это может объяснить, почему ты была такой невероятно горячей со мной. — Черные глаза прожигали ее насквозь. — Но ты не ответила на мой вопрос.

— Разумеется, я не спала! — воскликнула Эмма, оскорбленная и негодующая. Но Винченцо уже отвернулся, словно ему было наплевать, что она ответит, а вопрос был задан лишь для того, чтобы смутить и унизить ее. И ему это удалось, не так ли?

Он подошел к высокому стулу, на котором сидел Джино и таращил на незнакомого дядю большие черные глазенки. Несколько долгих мгновений Винченцо стоял, глядя на него, чувствуя тяжелые и гулкие удары сердца в груди.

— Mio figlio, — проговорил он, наконец, голосом, искаженным болью и радостью. — Мой сын.

Внутренне Эмма вздрогнула, услышав нескрываемые собственнические нотки в его голосе, хотя и дивилась тому, что Джино — ее сын — не испугался чужого человека.

Но ведь Винченцо не чужой, не так ли? Он такая же родная кровь, как и ты. И, возможно, малыш узнал отца на каком-то подсознательном уровне.

— Vene, — мягко проговорил Винченцо, протягивая руки. — Иди ко мне.

К изумлению Эммы, малыш заморгал и пару раз повернул головку из стороны в сторону, бросая на Винченцо нерешительные взгляды искоса. Но Винченцо не давил на него, просто продолжал бормотать что-то по-итальянски, пока, наконец, Джино, поерзав, не сдвинулся вперед, позволяя Винченцо снять его со стула и взять на руки.

Джино пошел на руки к незнакомому человеку! Мир Эммы пошатнулся. Она почувствовала дурноту, слабость и... ревность. Из-за того, что Винченцо всегда без усилий завоевывает любовь.

— Ему... надо умыться, — проговорила она дрожащим голосом, сердито смаргивая внезапно набежавшие слезы.

Винченцо окинул ее быстрым взглядом: растрепанные волосы и бледное лицо с двумя пятнами краски на щеках; линялые джинсы и толстый свитер, надежно скрывающие женственные формы.

Он не знал другой такой женщины, которая осмелилась бы появиться перед ним столь неухоженной, и, рассуждая объективно, трудно было поверить, что она — его жена. И все же эти большие голубые глаза все еще имели силу возбуждать его сверх всякой меры. Выворачивать наизнанку.

— И тебе, судя по виду, тоже, — уколол он.