Чай со слониками - Вячеслав Харченко

– Как же так, это невозможно, – Олег ходил кругами по московской квартире и пытался достучаться до Любы. – Так не делается, на основании чего ты его выбрала? – но жена только обнимала Олега и целовала в морщинистый покатый лоб или проводила ладонью по коричневым вискам с первой снежной проседью.

Когда же Любаша с ликованием стала рассказывать, как они с Игорем (новым работником) выбирали пиломатериал (при этом глаза ее сияли, над верхней бархатной губой выскочила бисеринка пота, Люба активно жестикулировала и радостно подпрыгивала на тахте), Олег понял, что происходит что-то очень важное и пугающее для него. Жена еще никогда не говорила так восторженно о чужом человеке, тем более мужчине. Он пошел на кухню, задернул шторы (Олег не любил, когда его было видно из ночного окна) и с дрожью в руках закурил. Когда Люба стала прогонять его на лестничную площадку, то заупрямился, хотя всегда жене подчинялся, потому что еще хорошо помнил, с каким трудом они чистили от копоти подвесной потолок.

«Кто он, кто же он?» – думал Олег и впускал глубоко в легкие вонючий вьюнок дыма.

Утром в субботу он с сослуживцами поехал в тир, а Люба рванула на дачу. Тир, как и его газета, был ведомственный, милицейский и находился в подвале серого здания, выложенного из тяжелых бетонных плит, отштукатуренных и покрытых едкой бордовой краской. Сегодня Олегу Савушкину не везло, и когда они с главным редактором и кураторами сидели в парилке и пили пиво, Олегу стало казаться, что все над ним потешаются, потому что с пятнадцати раз он не выбил и трех мишеней. Кураторы ласково приобнимали его, а главный редактор подливал и подливал в пиво водочки, отчего Олег бросил машину у тира и сам поехал домой на такси.

Олег проснулся утром с пистолетом в обнимку. Как оружие попало в его дом, Савушкин не понимал и не помнил. Он приподнял пистолет и внимательно осмотрел его. Не было сомнения, что это боевое оружие, холодное и стройное, как надрез хирурга. Из дула еще веял приятный и опасный запах пороха. Пистолет стоял на предохранителе, но предохранитель легко снимался, и оружие без какого-то видимого усилия легко переходило в боеготовность. В магазине находилось семь патронов.

Олег хотел позвонить главному редактору, но зачем-то завернул пистолет в черную битловскую футболку, лежавшую на прикроватной тумбочке, и положил сверток в походный рюкзак. Через два часа Олег ехал с ним по Егорьевскому шоссе на дачу.

2

Когда Игорь видел Любашу, то начинал яростно вкалывать. Игорь Иванович хорошо помнил завод, на котором работал кузнецом. Цеха, зевотные и прожорливые, требовали новых сгустков металла и, проходя через извилистый конвейер, холодные полотна превращались в новенькие, пахнущие краской и смазкой сеялки, закупаемые всеми колхозами и совхозами Подмосковья. В незабвенные годы они шли нарасхват, и Игорь Иванович очень гордился, что работает на значимом и известном на всю страну предприятии. С тех пор чувство необъяснимой гордости не покидало Игоря Ивановича, хотя во время реформ развалились сначала колхозы, а за ними и завод.

На доставшемся от предприятия дачном участке Игорь Иванович выковал забор и железный домик. В жару дом нестерпимо нагревался, а осенью, в первые ночные заморозки, в нем было чудовищно холодно. Зато он заметно отличался от типовых щитовых домишек остального кооператива. Когда в СОТе в нулевые годы появились первые богатые москвичи, Игорь бросил пить (что его сильно отличало от других заводчан) и принялся подрабатывать тем, что строил рубленые дачи, освоив дополнительно специальности плотника, кровельщика и бетонщика.

Он очень любил свое дело. Сидишь на балке, на крыше, а ветер, ласковый, радостный и спокойный, овевает седую голову, греет коричневую перцовую рябую кожу, лижет мускулистую фигуру, и видится Игорю Ивановичу, что он былинный богатырь, непонятно как выдюживший в беспощадной битве. Полегли его соратники, красное знамя досталось врагу, гимны старые забыты и прокляты, вожди трусливо разбежались, только трубач еще стоит на холме и не сдается, выдувает незамысловатую песню и надеется, что еще соберутся оставшиеся в живых бойцы, чтобы продолжить славное дело. Но только один Игорь Иванович сидит на коньке, мурлычет веселенькое под нос и забивает стрелы гвоздей одну за другой. Такое счастье охватывает весь организм, что нету ему описания. Только славная мелодия рвется из груди и где-то на западе уже розовеет. Закатывается алое, яркогубое солнце, чтобы Игорь мог закончить труд, спуститься с крыши на твердую, зеленую, певучую землю, умыться из багряного колодца холодной свежайшей водой и гордо, как полагается настоящему работнику, дойти до стола с яствами (курица гриль, запеченная картошка, яблоки, ржаной хлеб, чеснок, зеленый лук), который уже накрыла хозяйка строящегося дома – рыжеволосая, как сказочная лисица, ласковая Любаша. Ради нее Игорь бросил строить дом председательши кооператива, ради нее он уже месяц не пил даже пива, ради нее Игорь Иванович поругался с бригадой жадных молдаван и решил строить все сам, ради нее он унес из своей семьи умывальник, чтобы вмуровать его в кухонную стену возводимого дома Любаши.

Единственно, что смущало Игоря Ивановича, – это его косноязычие. Наглядевшись на Любу, зажмурившись, как сытый и довольный кот, понимая, что между ними пропасть, Игорь не знал, как заговорить с Любашей. Он долго слушал ее, внимательно запоминал все желания и претензии, но говорил только по делу, а когда возникало желание сказать что-то еще более значимое и важное, смущался и багровел, как четырнадцатилетняя школьница на первом свидании.

Сегодня с утра Люба приехала на электричке, поэтому шла от станции с рюкзаком десять минут пешком, а когда пришла, то Игорь Иванович сделал вид, что не заметил ее. Ему нравилось смотреть, как Любаша любуется его работой, в этот момент Игорь начинал рдеть и улыбаться, словно тульский пряник. Вот и сейчас Игорь Иванович как бы удивился приходу Любаши, хотя увидел ее издалека, подошел поздороваться и намеренно задел ее бедро рукой, и Люба это заметила и оценила, отстранившись и удивившись, наклонив голову вбок, разглядывая его поперечные морщины на потном лбу и небольшую лысинку на макушке. Стало казаться, что Люба сейчас расплачется, но она переборола себя и, с трудом улыбнувшись, пошла осматривать проделанную работу.

За месяц, к сентябрю, Игорь Иванович возвел стены из бруса и подвел их под крышу. Дача должна простоять для усадки еще год. Тогда можно будет приступить к отделочным работам. Оранжевый брус, пахнущий деревом и смолой, сиял на солнце, как корабль Колумба. Прямо у яблони, возле ствола, разместилась куча материала, закрытая от непрошеных глаз толем. Из-за возведенного двухметрового забора слышался шум разыгравшихся детей, и Любе хотелось, чтобы кто-то еще вошел на участок и порадовался вместе с нею.

Они открыли люк в доме и спустились вниз, чтобы осмотреть черновой пол. Хорошо промасленные лаги были завернуты в специальную влагонепроницаемую ткань, шпунтованные доски, аккуратно подогнанные друг к другу, сколоченные так, что не видно было шурупов, не скрипели и не дрожали. При ходьбе возникало неясное чувство полета, и было приятно и важно, что можно снять обувь и лихо и бесшумно потанцевать на полу под забытую и щемящую музыку радио «Ретро FM», несущуюся из плеера.