Игра по-крупному - Фридрих Незнанский

— Верно, — ответил я.

Витя деликатно отошел в сторону. Дела про­курорские его не касались. Хотя кто это знает, где они кончались и где его, Витины, дела начина­лись.

— Только что звонил мистер Реддвей, — ска­зал Костя. — До вас почему-то он не мог дозво­ниться. Ему интересно, будет ли на этом приеме шейх Джамиль ибн Фатали из Арабских Эмира­тов. И если будет, с кем он станет вести беседы и на какой предмет. Ты понял?

Вопрос как раз был не ко мне. Вопрос был к Солонину. С его запредельной техникой подслу­шивания чужих разговоров.

— ...Тут еще Слава рвет у меня трубку, тоже хочет что-то передать, — сказал Костя.

Я подозвал Витю.

— Нас не могут прослушать? — спросил я.

— Только через стены. Но пока «жуков» я не обнаружил. Думаю, нас это еще ждет.

— Борисыч! — радостно закричал Слава. — Здравствуй, родной! Ты там без меня пей осто­рожно! Ихний мартель — коварная штука. У меня к тебе задание есть. Присмотрись там к нашим землякам — братьям Русым, ты понял меня? Го­ворят, они там в Баку, у вас. И то же самое — с кем пьют, с кем уединяются. Ну ты слышал, на­верное, нефтяные короли. А прежде занимались редкоземельными металлами. Ты понял?

Он орал, не давая мне вставить слово, причем, наверное, ощущал себя великим конспиратором.

— А как я их, по-твоему, определю? — спро­сил я.

— Ну как можно вычислить русского человека на междусобойчике далеко от родины? — спро­сил он. — Не мне тебя учить, Борисыч... Думаю, это наши с тобой клиенты, проще говоря. Пока не знаю, но что-то подсказывает.

Мне сейчас подсказывало, что Слава элемен­тарно пьян. Но я знал эту его особенность — изрекать что-нибудь дельное именно в подпитии, когда на него словно нисходит озарение.

— Они везде ходят вдвоем, телохранителей за собой не водят... — продолжал Слава. — Да, один, старший, Костя, лысоватый, а те волосы, что есть, сзади стягивает пучком. И наверняка они будут в мятых пиджаках. Очень хорошо пос­леди за ними, понял? Ну, целую!

— Целую, — ответил я и вложил трубку в ла­донь Вити. — Ты что-нибудь понимаешь?

— А что тут понимать? — пожал он плеча­ми. — Сюда со всего мира съехалась всякая шу­шера. Самед был прав. Житья они тут никому не дадут. Но так даже интересней. Вам не кажется?

Алекпер, сын Президента Азербайджана, лежал на теплом песке пляжа в Акапулько и смотрел сквозь солнечные очки на восходящее солнце. Он до сих пор не мог поверить в случив­шееся. Так быстро его схватили, увезли, загрузи­ли в самолет, вкололи какой-то наркотик, по­сильней того, к которому он привык со студен­ческой скамьи.

И вот он здесь. В Акапулько. В далекой Мек­сике, о которой когда-то мог только мечтать. Такое впечатление, что похитители знали о его заветном желании отдохнуть и поразвлечься по другую сторону Атлантического океана. И учли это, разрабатывая свой план.

Кому он говорил о своем желании? Разве что Деларе. Но она не могла его предать. Кому еще? Отцу после откровенного разговора...

Отец говорил, что пора бы заняться каким-то делом. Что ему нельзя так дальше жить. Все в городе только и говорят о похождениях его сыно­вей. Что Делару придется забыть...

Как ее забудешь. Если и сейчас она буквально стоит перед глазами: он видит ее смеющийся рот, ощущает прикосновение ее груди... Плевать на карьеру, плевать на красоты Акапулько, если ее нет рядом.

Его похитители говорят то же самое, что и отец: плюнь и забудь! Ты посмотри, какие здесь девушки! И они правы: девушки здесь необычай­но хороши и податливы. Даже слишком податли­вы. Им не хватает гордости и нежности Делары, ее обаяния... Не получится из меня государствен­ный деятель, как о том мечтает отец. Из Рахима, младшего брата, тоже не получится.

Другая среда, другое воспитание... Только Самед, троюродный брат по линии отца, еще ин­тересуется политикой. И кажется, имеет на то основания... Его надо было похищать. С ним вести разговоры, его шантажировать. На меня где сядешь, там и слезешь... Но как бы им не пришло в голову точно так же похитить Делару. Это бы подействовало сильнее и сделало бы его куда сго­ворчивее. И они, кажется, начинают что-то по­нимать. А то каждый вечер допоздна, сменяя друг друга, уговаривают, угрожают, стращают... Какие-то дебилы. Им не понятно, что можно кого-то безоглядно любить, пусть даже чужую жену.

Мечтать о ней. Слышать ее голос, делая при этом вид, что слушаешь их. А эти, простые рус­ские парни, закончившие в свое время ПТУ, ни­чего не понимают. Усвоили только, что все на свете лабуда и твое только то, что смог взять силой. Пусть банк, пусть строптивую девицу, пусть сына Президента суверенной страны. Один из них, Андрей, от которого вечно пахнет мест­ной водкой, текилой, говорит мало, больше смот­рит и совсем не доверяет... Хотя куда тут убе­жишь от них?

Как и в России, на Урале, по их словам, у них здесь все схвачено, все куплено... И похоже, не хвастают. В этом заливчике со всеми здешними коттеджами, ресторанчиками и массажными ка­бинетами, не говоря уже о спасательной станции с моторными лодками, дельтапланами и парапла­нами, все смотрят им в рот. Скорее испуганно, чем подобострастно. Наверное, их не столько ку­пили, сколько запутали эти бывшие пацаны от­куда-то из-под Свердловска, прожившие детство в коммуналках рабочей окраины, и вдруг в один прекрасный момент увидевшие мир во всем его красочном многообразии. Не такой ли стимул сработал в свое время для бедных сицилийских парней, высадившихся в свое время на Брайтон- Бич? Все на свете можно взять, если постараться. Если приложить силу тех, кому нечего терять, к тем, кому терять есть что.

— Послушай, Алик, — лениво сказал лежа­щий рядом второй охранник по имени Серега. — А если мы привезем к тебе сюда твою мадам? Говорят, она старше тебя, это правда?

Алекпер промолчал. Ведь привезут! Похитят нагло, грубо, схватят, изломают, засунут в багаж­ник... А у нее больное сердце, она не выдержит...

— Тогда и разговора не будет, — ответил Алекпер.

— А его и сейчас нет, — приподнялся на локте другой охранник — Андрей. — А это ты, Серега, придумал самое то. Привезем ее сюда, раз такая любовь... Ты хоть ее видел?

— Видел, — зевнул Серега. — Актриса. На афишах видел. Фигура что надо. Как она в деле, а? — ткнул он в бок Алекпера. — Груди-то, сись­ки, прямо колышутся, а? Тот старичок се, ну из министерства, не тянет, поди? Знаешь, как у нас говорят: на такой батон твой ножичек маловат будет. Я не про тебя, твой в самый раз, я про ее мужа.

— Перестань, — сказал ему Андрей. — Зна­чит, Алик, не желаешь? Ну как желаешь. Только счетчик-то стучит. Сколько нам еще на уговоры осталось?

— Четыре дня, — ответил Серега, переворачи­ваясь на спину.

Местные уже перестали удивляться этим зага­дочным русским, загорающим втроем с утра до вечера. Если бы не требовали себе каждый вечер по новой девушке, можно было бы подумать, что это трое голубых, в своем роде любовный тре­угольник, в котором двое светловолосых спорят из-за третьего, черноголового, которому здешние втайне сочувствовали. Но даже самые любопыт­ные не старались к ним приблизиться, зная их свирепый нрав, и только гадали, о чем они по­стоянно говорят, в чем убеждают симпатичного и такого грустного парня с темными курчавыми волосами.