Прежде чем ты уйдешь - Клэр Свотмен

– Очень мило с твоей стороны.

– Мило?

– Да, мило. А чем тебя не устраивает это слово?

– Ну, оно немного… банальное.

– О’кей. Давай по-другому. Это было бы славно. Потрясающе. Грандиозно. Так лучше?

– Да, намного.

– Отлично. Итак, хм, куда ты хочешь пойти?

– Сохо подойдет?

– Идеально. Часов в семь?

– Значит, в семь. Буду ждать тебя у паба «Голова Шекспира», это в начале Карнаби-стрит.

– О’кей. Здорово. Увидимся позже. – И, не дав ему возможности передумать, я дрожащей рукой вешаю трубку.

После разговора с Эдом я вновь чувствую себя взволнованным подростком в предвкушении первой любви. Да, я по-прежнему ничего не понимаю, за исключением того, что мне дали возможность заново прожить дни, имевшие принципиальное значение в становлении наших с Эдом отношений. Это день, когда мы только познакомились, и день, когда я застала его с другой после нашего первого поцелуя. И теперь я должна оптимально использовать предоставленный мне шанс. Ведь наверняка в нашем прошлом найдется какой-то момент, который я смогу изменить.

Вторая половина дня тянется бесконечно. Стрелки часов над дверью практически не двигаются, минуты кажутся часами. Я уже в трехсотый раз читаю один и тот же текст, но не могу уловить смысл. И чтобы убить время, болтаю с Анной – девушкой, сидящей за соседним столом, чье имя мне удалось вспомнить, когда к ней обратился один из сотрудников, – о том, что они с ее парнем будут делать в ближайший уик-энд. Она что-то говорит о художественной выставке в Хокстоне, но я слушаю ее вполуха. Мои мысли заняты предстоящим свиданием с Эдом.

И вот наконец, когда, казалось, прошла целая вечность, стрелка часов, словно нехотя, приближается к цифре «6». Все, можно уходить.

Дорога до Оксфорд-Серкуса займет у меня меньше часа, поэтому для начала я, подняв с пола сумку, бегу в туалет. Туалет производит жуткое впечатление. Голая лампочка под потолком, с ее безжалостным светом, зеркала сплошь в черных точках, отбитая плитка на стенах и отвратительный запах, с которым не в силах справиться ядреный освежитель, щедро разбрызгиваемый уборщицей. Но сегодня я не обращаю на это внимания.

Я роюсь в сумке в поисках блеска для губ, туши и расчески. С этим особо не разбежишься, но мне хватит. Встав перед зеркалом, я неожиданно понимаю, что впервые за весь день получила возможность хорошенько себя разглядеть. Мои волосы – прямые, слегка вьющиеся на концах и по-прежнему очень темные – коротко подстрижены; стрижка придает лицу некоторую округлость, делая его моложе: явно не тот эффект, которого я добивалась в свои двадцать четыре. Я вспоминаю, как мучилась, выпрямляя непокорные кудри феном, ведь в те времена еще не было выпрямителей для волос, и мне даже становится себя немного жаль. Да, выпрямитель для волос мне сейчас определенно пригодился бы, чтобы по-быстрому навести красоту.

В качестве последнего штриха я наношу еще один слой блеска для губ – совершенно бесполезное занятие, поскольку, пока я буду добираться до места, блеск сотрется, – и открываю дверь. Я иду знакомым маршрутом мимо супермаркета «Сейнсбери», мимо убогих магазинчиков с выставленными на тротуаре в тщетной попытке привлечь внимание прохожих товарами: швабрами, ведрами, пластиковыми коробками, кухонными полотенцами, кастрюлями, рожками для обуви. Неожиданно солнце скрывается за свинцовыми тучами, понимается ледяной ветер, мне становится зябко в тонком пальто, а ноги отчаянно мерзнут в туфлях на шпильке, которые я надела в честь интервью. Ветер разносит по улице клочки бумаги, бомж, сидящий на пороге очередной лавки, кутается в грязное одеяло. Мама наверняка сказала бы: «Похоже, сейчас пойдет снег».

Я продолжаю идти, низко опустив голову, к станции метро, ветер безжалостно треплет волосы. К тому времени, как я оказываюсь у входа в метро, начинается дождь. Видок у меня еще тот. Такое впечатление, будто я продиралась сквозь живую изгородь, но мне наплевать: единственное, о чем я могу сейчас думать, – это о встрече с Эдом.

Я спускаюсь по эскалатору, уставившись невидящими глазами на развешенные вдоль стены постеры, и выхожу на платформу. Со всех сторон меня обтекают спешащие куда-то люди, но я никого не замечаю вокруг. Воздух в туннеле со свистом завихряется, приближается очередной поезд. Двери открываются, я вхожу в вагон, где, зажатая чужими телами, мерно покачиваюсь, держась за поручень, в такт движению. И стараюсь ни о чем не думать.

Поезд прибывает на станцию «Тоттенхэм-Корт-роуд», я выхожу. У меня еще есть в запасе двадцать минут, и я решаю, несмотря на ненастье, пойти пешком по задворкам Сохо. Быстрым шагом я иду по узким улочкам, волосы развеваются во все стороны, в голове полный сумбур. Когда я наконец подхожу к черно-белому зданию универмага «Либерти» в начале Карнаби-стрит, где мы в свое время частенько встречались после работы пропустить по стаканчику, у меня начинает стучать в висках и перехватывает дыхание. Я пришла на пять минут раньше и теперь могу сбавить темп, чтобы не выдать своего нетерпения. Ведь Эд, так или иначе, не знает, что будет дальше. Не знает, что мы полюбим друг друга и станем парой. Что я обожаю читать в ванной, а утром, пока не выпью двух чашек кофе, ко мне лучше не подходить; он никогда не видел меня голой; не видел, как я плачу у него на груди в поисках утешения. Да, в отличие от меня, он ничего этого не знает, поэтому я должна быть предельно осторожной.

Я терпеливо жду, вглядываясь в толпу, и наконец обнаруживаю Эда. Он идет знакомой легкой походкой в сторону пешеходной улицы. Густая прядь падает на глаза, джинсы на коленях продраны. Он выглядит таким красивым, таким молодым, что начинает щемить сердце.

Мой Эд.

И вот он уже стоит рядом, его лицо расплывается в широкой улыбке, и мне на миг кажется, будто солнце выглянуло из-за туч.

– Привет, красотка! – Он крепко обнимет меня.

– И тебе привет. – Я улыбаюсь и оглядываю Эда с головы до ног. – Дай-ка посмотреть на тебя. Боже, ты так повзрослел!

– Повзрослел?! Надо же, а я и не знал! – Промелькнувшая в его глазах грустинка тут же исчезает.

– Ну и куда пойдем? – спрашиваю я. – Я замерзла как собака.

– Давай для начала немного выпьем, а там видно будет. – Он тащит меня в паб «Голова Шекспира».

Моя рука в его руке, и я на седьмом небе от счастья.

Мы ныряем в полумрак паба и, хихикая, точно дети, толкаем дверь. Обшарив глазами зал, я направляюсь к свободному столику в углу. Эд отпускает мою руку, и это ужасно обидно.

– Ну ладно, что будешь пить? – Я запихиваю сумки под стол и поворачиваюсь к барной стойке.

– Не глупи, я закажу. Тебе чего?

– Ты уверен? Здесь довольно дорого… – начинаю я и осекаюсь.

– Естественно. Но, думаю, я вполне могу позволить себе угостить девушку.

– Да, прости, прости. Я не хотела… – (Эд, в отличие от меня, пока не знает, что в нашем совместном будущем мне придется платить за выпивку и все остальное, поскольку он окажется не слишком-то кредитоспособным.) – Мне джин-тоник, без лимона.