Сталин. Вспоминаем вместе - Николай Стариков

Д. Бедный имел тесную связь с лидерами правых и троцкистско-зиновьевской организации. Настроен Д. Бедный резко антисоветски и злобно по отношению к руководству ВКП(б)… Озлобленность Д. Бедного характеризуется следующими его высказываниями в кругу близких ему лиц: «Я стал чужой, вышел в тираж. Эпоха Демьяна Бедного окончилась. Разве вы не видите, что у нас делается. Ведь срезается вся старая гвардия. Истребляются старые большевики. Уничтожают всех лучших из лучших. А кому нужно, в чьих интересах надо истребить все поколение Ленина? Вот и меня преследуют потому, что на мне ореол Октябрьской революции». Д. Бедный систематически выражает свое озлобление против тт. Сталина, Молотова и других руководителей ВКП(б)[87].

Как и многие другие «старые большевики», поэт думал и говорил, что не печатают его по причине близости к «идеалам революции». А его не печатали потому, что его стихи вместо чувства патриотизма воспитывали презрение к своей родине. Тут нам впору задать себе вопрос: и что случилось в итоге с Демьяном Бедным? Скажу сразу: ничего. Печатать Демьяна Бедного перестали, но тем не менее даже объекты, носившие его имя, не были переименованы. Его просто не печатали. А вы уверены, что стихи этого поэта и его фельетоны действительно нужно было печатать? Уверены, что они входят в сокровищницу русской культуры? Я в этом сильно сомневаюсь. В итоге только Великая Отечественная война вернула Ефима Придворова (Демьяна Бедного) на страницы газет. Правда, уже под другим псевдонимом – Д. Боевой[88].

…Держу в руках учебник литературы для 10 класса. Год выпуска – 1951-й, выпущен при жизни Сталина. О Демьяне Бедном тут рассказывают. Указано, что Сталин назвал его стихотворение «Тяга» жемчужиной. Перечислены произведения поэта. Но скудновато. И далее заключительная фраза, говорящая, что в годы Великой Отечественной войны им помимо ряда стихотворений была написана поэма «Степан Завгородный» (1941)[89]. Всего этому поэту отведена в учебнике одна страница. Для сравнения: о поэте Валерии Брюсове – две с половиной страницы, об Александре Блоке – три с половиной, о Сергее Есенине – полторы. О Владимире Маяковском – шестьдесят четыре страницы. Рассказ о казахском поэте Джамбуле Джабаеве и украинском Павло Тычине занимает в учебнике пять страниц, белорусский поэт Янка Купала «уместился» в три страницы. Вот так «великий и могучий», глумящийся над царями и святыми, потом оказывается на самом незначительном месте на страницах сталинского учебника литературы…

Когда же Демьян Бедный окончательно вернул себе былое положение? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно сначала вспомнить вот что: кто настолько ненавидел Сталина, что старался перечеркнуть все его действия и заменить их на диаметрально противоположные? Никита Хрущев. И потому Бедный в 1956 году был посмертно восстановлен в КПСС. Более того – Д. Бедный, оказывается, был… любимым писателем Хрущева[90]. Никита Сергеевич тепло о нем отзывался: «Демьян Бедный… был в боевом строю борцов за революцию и отдал весь свой огромный талант служению великому делу освобождения трудящихся от ига эксплуататоров»[91]. Возможно, и был бы у Демьяна Бедного второй приход в советскую литературу, как у «жертвы сталинских репрессий», но он умер еще в 1945 году.

Не менее щепетильным и внимательным было отношение Сталина к кинематографу. Тем более что кино Сталин любил. Некоторые фильмы он пересматривал многократно[92]. И, понимая важнейшую роль кинематографа в деле воспитания, придавал кино очень большое значение. Вот несколько историй, с этим связанных.

Сталин смотрел все выпускаемые в СССР картины (тогда выпускалось довольно мало фильмов, и это было возможно).

«Рассказывают такую историю: однажды, посмотрев историко-революционный фильм, он начал вдруг со второстепенного образа старого политкаторжанина и довольно-таки резко заговорил, что знает таких людей не понаслышке и они совсем другие. Потом тон его совершенно изменился – начался перечень достоинств, и все свелось к тому, что фильм хороший и нужный. В заключение Сталин хотел поблагодарить режиссера. Все присутствующие завертели головами – режиссер, весьма известный и уважаемый, тоже был приглашен на просмотр. Но оказалось, что режиссера нет на месте. И вообще нет в зале. Он исчез. А ведь никто не входил и не выходил. Как же мог человек бесследно пропасть? Стали заглядывать под кресла и обнаружили режиссера между рядами в глубоком обмороке. Он потерял сознание, как только Сталин начал скептически говорить о старом политкаторжанине, и дальнейшего уже не слышал»[93].

Может быть, Сталин обрадовался такому страху перед своей персоной? Отнюдь. Читаем дальше: «Сталин был несколько смущен, раздосадован и просил больше режиссеров на такие просмотры не приглашать. Так что “Молодую гвардию” смотрели без Герасимова»[94].

А этот фильм, ставший классикой советского кинематографа, Сталин критиковал, и очень жестко. Во-первых, за то, что коммунисты показаны в нем поверженными и беспомощными. «“О чем они говорят? “Если бы не Сталин, где бы мы были?” А собственно, где они находятся – в тюрьме!” И дальше: “У нас было бы, как в Китае” А в Китае – освободительная война. Чему такие коммунисты могут научить? Во-вторых, неправильно показана эвакуация: что это за бегство? Наши заводы, наши люди эвакуировались организованно и планомерно. Откуда такие факты? Это историческая неправда. В-третьих, фильм растянут»[95].

Показательна реакция режиссера Герасимова. Он в обморок не падает. Он Сталина… перебивает. Он – спорит со Сталиным. И сам вспоминает об этом так:

«Тут я перебил:

– Это роман – любимый и читаемый; он стал настольной книгой. Надо следовать роману, а значит, нужны две серии… В одну серию нельзя. Я не берусь.

Сталин отошел набить трубку – на маленьком столике у него лежали коробки “Герцеговины флор”.

– Идиот, с кем ты споришь? – шепнул Берия.

– Ну что, – сказал Сталин, – послушаем Герасимова.

Я заговорил. Говорил непривычно долго и запальчиво, открывал книгу, что-то цитировал – доказывал, что, по сути, перед нами эпос и нельзя выбрасывать из фильма массовые народные сцены, эвакуацию и отступление, иначе не прозвучит тема сопротивления. И вообще нельзя сводить две серии в одну, тем более что придется кое-что доснять. Наконец, у меня так пересохло горло, что я замолк. Сталин смотрел с интересом – кто это берется ему возражать? Страха не было – было интуитивное ощущение, что все кончится хорошо.