Дети любви - Сандра Мэй

Она влетела в здание колледжа, не замечая восхищенных взглядов студентов и не слыша довольно смелых возгласов за спиной. Работа в стриптизе дает иммунитет на такие вещи. Мэгги умела ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НЕ СЛЫШАТЬ, если ей этого не хотелось.

А вот в учительской она оробела. И прямо-таки всем телом и душой вспомнила собственные школьные годы и всех этих мисс Кларксон, мисс Рединг, мисс Штольц и директрису миссис Руни.

На нее повернулись восемь женских голов и одна мужская. Семь пар глаз полыхнули чистым неодобрением, одна – неодобрением пополам с удивлением, и одна – телячьим восторгом. Нетрудно догадаться, что восторг выражали очи Бенжамена Кранца, начальника этого бабьего царства, с которым Мэгги вчера провела НАИСКУЧНЕЙШЕЕ свидание в своей жизни.

Нет, Бен Кранц был лапочка и тюпочка, смотрел с обожанием, говорил невпопад, над дороговизной меню не охал и даже глазом не моргнул, когда Мэгги заказала себе текилу без сока. Но он был скучен, скучен, скучен, как осенний дождь, нуден, как зубная боль, неинтересен, как телефонный справочник города, в котором живут одни только Джонсы и Стивенсы, и Мэгги не на шутку собралась надеть ему на голову вазочку с десертом, однако сдержала себя во имя сестринской любви. Морин хочет эту работу. Морин нравится этот козел. Морин безропотно отправилась выручать Мэгги – значит, и Мэгги ее выручит.

Только сейчас, переминаясь у двери, Мэг Рейли впервые подумала о том, что, возможно, немного переоценила свои актерские способности. Ибо ЭТА аудитория станет следить за ней в десять раз внимательнее, чем любая другая. Тут вам не Бродвей, тут все по-взрослому.

С удивлением на девицу в алом белье на голое тело смотрела Всесильная Сью, Сюзанна Болинжер. Секретарь и первый помощник профессора Бена Кранца. Дело в том, что по роду деятельности, а также по причине давней и ревнивой влюбленности в своего босса Сью знала практически всех сотрудников колледжа, даже тех, кто, наподобие мисс Морин Рейли, приходил исключительно на собственные уроки и уходил сразу после них. Так вот, Морин Рейли была абсолютной и несомненной серой мышью и белой молью, тихой и скромной девицей в блеклых и неинтересных нарядах. Морин Рейли мыла голову от силы два раза в неделю, не использовала косметику и преображалась только во время своих лекций. Сью пару раз сидела на них и была поражена этими переменами. Невыразительные темные глаза Морин Рейли вспыхивали, голос обретал чеканную звонкость пресловутого кимвала, а стихи она вообще читала превосходно. Все эти Байроны, Шелли, Бернсы и прочие романтики были для Морин Рейли ближе родственников, она рассказывала про них с восторгом – но без излишнего пиетета, как про хорошо знакомых, интересных и искренне любимых людей. Выходило интересно, Сью это признавала с присущей ей объективностью.

Однако вне лекции Морин Рейли была серой мышью и белой молью. Тоже вполне научный факт, проверенный четырьмя годами совместной работы. И этот факт категорически не увязывался с замершей у двери красавицей в алом, у которой все соски наружу, джинсы держатся где-то на границе лобка, а слово «СЕКС» буквально горит на лбу!

Сью закусила губу и сломала карандаш в пухлых пальцах. На Бена она не могла смотреть. Как он мог!

Бен Кранц прочистил горло и несколько визгливым голосом изрек:

– Добро пожаловать в наш дружный мирок, мисс Рейли. Надеюсь, вам у нас будет хорошо. Садитесь за стол, мисс Болинжер объяснит вам…

– Не объяснит. Мисс Болинжер занята. Я планирую свое время, мисс Рейли. Вы опоздали на сорок минут. Теперь мне некогда, и вам лучше пока заняться каталогизацией. Во время обеденного перерыва я вам объясню ваши обязанности.

Мэг немедленно перестала бояться. Война – это по-честному. Толстая Сью наверняка втюрена в босса, и для нее появление Мэг-Морин – нож острый. Что ж, это нам знакомо. В клубе бывало и не такое, учитывая, что там всех девочек в основном ревновала Бренда.

До обеда Мэгги откровенно валяла дурака, потому что понятия не имела, что за зверь такой – каталогизация, а спрашивать, ясное дело, было бесполезно. В обед Бен Кранц сделал попытку умыкнуть ее из-под ига Сью, но та проявила непреклонность, и профессор трусливо бежал с поля боя.

В течение сорока минут Сью разливалась соловьем, размахивала руками и нарочно перескакивала с предмета на предмет, чтобы новенькая окончательно запуталась. Мэгги слушала ее со скучающим лицом, потом посмотрела на часы и вежливо поинтересовалась, куда лучше подать иск: сюда, на кафедру – или уж прямо на дом мистеру Кранцу? Сью замерла с открытым ртом, а Мэг пояснила:

– Он – мой наниматель. Мы подписали контракт. По нему я обязана выполнить некую работу и имею право получить исчерпывающую и ЧЛЕНОРАЗДЕЛЬНУЮ информацию о моих обязанностях. Мистер Кранц, в свою очередь, имеет право потребовать с меня выполнения этой работы в срок, уволить меня в случае невыполнения работы по моей вине, а также обязан предоставить мне необходимую информацию о моих обязанностях. Ну, и разумеется, профсоюзы меня поддержат. Работника нельзя лишать права на перерыв, на обед и на отдых. Потянет на неплохую сумму, а?

Сью обратилась в соляной столп. Мэгги усмехнулась и покровительственно похлопала ее по плечу.

– Вольно, сержант. Это шутка – но та самая, в которой всего лишь доля… шутки. Вы показали мне свой гонор, я вам – свой. Давайте – после того, как я выпью кофе и перекурю – сделаем вид, что сейчас девять утра, и я впервые вышла на свое новое рабочее место. Все, пока, я пошла, а вы готовьтесь принять меня в свои материнские объятия.

С этими словами Мэг выплыла из комнаты, отчаянно вертя задницей. Последним гвоздем в гроб Великой и Ужасной Сью стало наличие у наглой Морин Рейли самой настоящей татуировки. Она вилась тонкой вязью по позвоночнику, чтобы разветвиться в более сложный узор практически на копчике. И в замысловатом этом узоре кельтских орнаментов отчетливо проступали тела сплетенных в объятии любовников! А когда развратная Морин Рейли виляла своими развратными бедрами, нарисованные любовники тоже двигались… крайне недвусмысленно!

Морин проснулась ближе к полудню, чувствуя себя отдохнувшей и посвежевшей. Потянулась, встала с кровати, лениво спустилась на первый этаж. Неутомимая Рози давно ушла на работу, и Морин почувствовала угрызения совести – ведь они проболтали с жизнерадостной толстушкой едва ли не до рассвета, расстались настоящими подругами, но Морин-то спала, а вот Рози…

Она вышла на крыльцо, залитое солнцем, и нарочно отвернулась от проклятой колонны – ЭТИ воспоминания сейчас ей были ни к чему. Сделала еще пару шагов, спустилась на одну ступеньку – и чуть не грохнулась, споткнувшись о коробку, стоявшую на самом краю. Странно, но на коробке было написано ее имя. В смысле, имя Мэг. «Мэгги Стар в собственные руки».

Рози! Наверняка ее рук дело.

С коробкой под мышкой Морин вернулась в прохладную темную прихожую. Она провела здесь всего одну ночь, но уже прекрасно понимала любовь Рози к этому дому. У него была душа. Морин казалось, что дом ей рад…

Не в силах справиться с любопытством, она уселась на нижней ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж, и вскрыла коробку. Под серебристой упаковочной бумагой, пахнувшей ванилью, обнаружилась шикарная темно-синяя джинсовая рубашка с настоящими – не поддельными! – серебряными монетками вместо пуговиц. Морин приложила обнову к себе, подошла к зеркалу. Сидит идеально, глазомер у Рози отличный, да и вкус прекрасный. Она уже собиралась бережно сложить рубашку обратно в коробку, как вдруг увидела, что там лежат еще и серьги, пояс, украшенный серебряными монетками, серебряная цепочка… На второй день «чужой» жизни у Морин появилось сразу несколько поводов для радости. Друзья, трогательные подарки… А Дика Манкузо она в этот список не включит, потому что даже мысли о нем способны разрушить всякую «нормальную» жизнь, хоть бы и чужую.