В плену подозрений - Джон Данн Макдональд

— Вы что, договаривались о встрече?

— Во всяком случае, пыталась.

Я внимательно ее осмотрел: ремешок маленькой черной сумочки вокруг правой кисти, руки засунуты глубоко в боковые карманы дождевика, широко расставленные ноги, ярко-голубые горящие глаза... Решительная женщина. Настоящая женщина! Причем очень и очень привлекательная.

Тут все и началось. Мы выпили по чашке горячего кофе в ближайшем баре, поговорили, а затем... затем я, наплевав на свои принципы, позаботился о том, чтобы она немедленно получила именно ту работу, которую так хотела. Конечно же все это вызвало массу ненужных сплетен, разговоров, но я махнул на них рукой, правда не забыв дать ей ясно понять, что быть моей протеже означает прежде всего хорошую работу.

Она оказалась на редкость эффективным и прекрасно подготовленным работником. Одевалась всегда скромно и в деловом стиле — строгие костюмы, белые, безукоризненно накрахмаленные блузки, которые, впрочем, так и не могли скрыть великолепных, свободных движений ее восхитительного тела, даже когда она деловито шла по коридору. Мужская часть нашего управления, похоже, просто сходила от нее с ума. Они постоянно старались найти любые предлоги, чтобы подойти к ее столу, наклониться над ней, сказать какую-нибудь служебную белиберду...

Тогда в том маленьком баре, где мы пили кофе и скрывались от дождя, Ники вкратце поведала мне историю своей небольшой, но достаточно бурной жизни. Осиротев в пятнадцать лет, она года два жила у своих двоюродных кузенов, затем, закончив школу, устроилась на работу в Кливленде, которую скоро бросила, поскольку у ее женатого начальника начали появляться, как она выразилась, «не совсем те мысли», и выбрала «Дин продактс» в Арланде наугад, практически чисто случайно, и то только потому, что хотела начать свой путь наверх в какой-нибудь действительно крупной фирме, а не в мелкой, захудалой компании.

Я часто встречал ее в офисе; она всегда мило и вежливо мне улыбалась, но, скорее всего, только вежливо, и не более того. Ничего иного в ее улыбке никогда не было. Во всяком случае, мне тогда так казалось. Хотя потом, каждый раз после встречи с ней, когда я просматривал деловые бумаги, мне почему-то виделись не столько цифры или статьи очередного важного контракта, сколько она — как ни в чем не бывало шагает по моим аккуратно напечатанным страницам, юбка тесно обтягивает крутые бедра, высокие, твердые груди свободно и грациозно колышутся под белой, безукоризненно накрахмаленной блузкой, темные волосы разительно контрастируют с грациозной шеей...

Но однажды я совершенно случайно наткнулся на нее у питьевого фонтанчика в общем зале. Она, как всегда, мило улыбнулась и, сделав шаг назад, сказала:

— О, ради бога, простите, мистер Дин.

— Вы не откажетесь поужинать со мной? Сегодня вечером?

— Но... но, мистер Дин, не будет ли это выглядеть с вашей стороны, как бы это сказать, несколько опрометчиво?

— Возможно, но об этом я еще не думал и, наверное, вряд ли буду думать. Пусть будет как будет, но вам совершенно необязательно говорить «да» исключительно потому, что я принял вас на работу. Надеюсь, вам это понятно. Вы можете принять мое предложение, только если сами хотите этого.

— А знаете... знаете, мне вдруг захотелось его принять.

После этого я часто с ней встречался и еще больше думал о ней. Полностью игнорируя неписаные законы о личных отношениях с подчиненными. У нее была маленькая квартирка, но все мои, надо заметить, настойчивые попытки воспользоваться ею оказались напрасны. У меня, увы, ничего не выходило. Полагаю, тогда она просто хотела меня на себе женить, только и всего. Сейчас-то это ясно, но тогда... Не помню точно, как я сделал ей предложение, но она сказала «да», после чего на какое-то время мир стал для меня самым настоящим раем. Я думал о ней день и ночь напролет. Она, само собой разумеется, продолжала отлично работать, старательно избегая любых проявлений показной фамильярности. И хотя сплетни на заводе все росли и росли, со временем даже самые свирепые волки наконец-то угомонились.

Затем я совершенно неожиданно для себя застал ее в объятиях Кена, и с тех пор мы больше не виделись. И вот сегодня в четыре тридцать мне предстоит встретиться с безутешной вдовой, выпить с ней траурный бокал и смотреть на женщину, которая встала между мной и моим родным братом, сделав нас врагами на целых четыре года! Правда, теперь меня вызвали будто судебной повесткой. И все равно я пойду. Пойду хотя бы для того, чтобы посмотреть ей в глаза, попытаться еще раз ее понять, разгадать ее истинные мотивы.

Затем я вспомнил, как однажды вечером, сидя в моем автомобиле, мы азартно планировали наш медовый месяц. Тихо наигрывало радио, рядом проносились огоньки других машин... Да, только острова Британской Вест-Индии! Года два тому назад Джо Гарленд сказал мне в Майами, что Кен и Ники провели медовый месяц где-то на северо-западе Тихого океана. Честно говоря, тогда мне было приятно узнать, что они не отправились на острова, а выбрали другое место.

Я открыл дверь моего номера и застыл на месте, чуть ли не физически почувствовав странное покалывание в задней части шеи. Будто кто-то здесь уже побывал до меня. Причем совсем недавно. Во всех нас где-то глубоко сидит атавистический инстинкт, в определенные моменты невольно обостряющий все наши чувства. Я на цыпочках прокрался к спальне, осторожно заглянул внутрь — вроде никого, затем подошел к ванной комнате, резко распахнул дверь...

Тоже никого, но сомнений не было — совсем недавно в номере кто-то побывал. В моих еще не распакованных вещах, похоже, никто не рылся, что, впрочем, было неудивительно: если кто-то хочет на меня напасть, он вряд ли станет предупреждать об этом, устраивая бардак в комнате.

На какое-то мгновение меня вдруг охватил непонятный физический, именно физический, иначе не назовешь, страх. Но только на мгновение, затем он ушел так же неожиданно, как и появился. Наверное, потому, что я с самого начала подсознательно ощущал себя кем-то вроде бесстрашного детектива, твердо намеренного раскрыть сложное и непонятное убийство близкого мне человека.

Я вроде бы непринужденно засвистел знакомую мелодию, хотя на самом деле свист прозвучал слишком громко и весьма неестественно, включил воду в ванной комнате, бросил взгляд в висящее над умывальником зеркало, обернулся, чтобы посмотреть в прихожую, затем сделал сам себе недовольную гримасу. Спокойно, парень, спокойно...

Был уже почти полдень, когда мне в номер наконец-то позвонил Том Гэрроуэй из Сиракьюс. У них ушло всего минут пятнадцать, чтобы найти его в каком-то магазине. Это сразу же напомнило мне о тех, теперь уже далеких временах, когда я часами не мог его нигде найти и тратил много времени и сил, как правило безуспешно требуя, чтобы он всегда оставлял координаты, где его искать.

— Гев, привет! Как я, черт побери, рад слышать твой голос! Послушай, я уже прочитал про Кена в газетах и даже собирался тебе написать. Какая жалость, Гев, какая жалость! Хороший был парень.