Эммануэль. Римские каникулы - Эммануэль Арсан

Хоть Эммануэль и не заботится о финансовых вопросах, но она все же восклицает:

– Но у меня нет таких денег! Я не знаю, сколько дал мне Жан, но я уверена, что там нет и четверти такой суммы.

– У вас есть намного больше. Не волнуйтесь.

– И что все это значит? Я должна купить какие-то произведения искусства, список предварительно согласован… но я даже не знаю об этом. Что за картины?

– Современные работы. Один Фонтана, два Гуттузо. Поддельные, кстати. Но не волнуйтесь ни о чем: я буду платить за вас. Проконсультируйтесь со мной, когда антиквар будет показывать вам свой хлам. Я сделаю утвердительный знак. О цене не спорьте.

– Но для чего все это?

– Надо, чтобы об этом узнали. Чтобы средства массовой информации начали разглагольствовать о сумасшедшей иностранке, глупой и красивой, которая скупает все подряд и платит в три раза дороже истинной цены. Завтра об этом затрещат все газеты… В 12:30 мы едем на площадь Испании и там поднимаемся по лестнице. Маленькая девочка подаст вам цветы, а вы, с очаровательнейшей улыбкой, подарите ей кольцо.

– Но у меня нет кольца для девочки.

– Вот оно.

Сильвана снимает с пальца золотое кольцо, в центре которого инкрустация из аметиста.

– Прекрасно.

– Вы будете носить его до 12:45. А потом отдадите его малышке.

– Она хотя бы красива? – с отчаянием спрашивает Эммануэль.

– Очень красива. Вы даже можете поцеловать ее. Будем надеяться, что они позаботятся о том, чтобы она была чистенькая.

Эммануэль дуется. Она не любит, когда ее используют.

– Я не буду ее целовать. Я дам ей пощечину, чтобы она упала на землю. Я предупреждаю вас. Если меня не поставят в известность относительно всей этой истории, я не сделаю больше ни шага, не скажу ни слова. Это ясно? Я приехала сюда потому, что ни в чем не могу отказать своему мужу. И если бы у него было время, он обязательно бы мне все объяснил. Поэтому я прошу вас сделать это вместо него.

– Что вы хотите знать? – подчеркнуто терпеливо спрашивает Сильвана. Она садится на кровать и бросает беглый взгляд на часы: – Я назначила встречу с фотографами и телевизионщиками на площади Испании. Потом вы сами сможете выбрать свои фотографии, которые вам больше всего понравятся. Кроме того, в час мы уже должны быть на аперитиве в кафе «Греко». Там вам представят двух дипломатов, известного писателя и княгиню.

– И что я должна делать?

– Ничего. Принимать приглашения, о которых я позабочусь сама.

– Понятно, – вздыхает Эммануэль, поднимаясь и собираясь в ванную.

Она останавливается, поворачивается, пальцами распускает волосы и встает перед Сильваной, которая еще сидит, так, что ее живот оказывается в нескольких сантиметрах от ее лица. Пусть будет хотя бы так!

– Я понимаю. Пусть будет так: я не хочу ничего знать. Все это слишком глупо для меня. Думайте об этом сами. А в этой лачуге есть горячая вода?

Она идет в ванную. Сильвана ей не ответила. Эммануэль уверена, что ее хозяйка будет мастурбировать, как только она удалится. И она специально оставляет дверь приоткрытой…

* * *

– Естественно, я обожаю их. Каждый вечер я их раздеваю, снова одеваю, укладываю одну за другой. И я обнимаю мою любимую, ту, у которой более тонкие черты…

– Нет, конечно, это не материнские поцелуи. Я люблю разогревать их холодные щеки своими ласками. Мне кажется, что я наслаждаюсь со спящим ребенком…

– Разве вы не знаете, мадам, – бросает худой молодой человек в небрежной одежде, – что торговля слоновой костью в Европе запрещена?

– Массовое убийство слонов оставляет вас равнодушной? – добавляет темноволосый журналист, подстриженный очень коротко, в «экологическом» стиле.

– Напротив! Но эти танцовщицы были изготовлены много веков назад. Так что сейчас не стоит сводить все к формальностям, ведь правда?

– Жаль, что Брижит Бардо сейчас в Париже! – восклицает журналист.

Идея подобного противостояния вызывает всеобщий смех. Но Эммануэль решительно отвечает:

– Она, похоже, лишает бедных ослов их мужественности. Встаньте на их защиту, господа!

Снова смех. Сильвана, которая продолжает играть роль переводчика, переводит эту последнюю фразу, подавляя улыбку. Затем мигают вспышки фотокамер, направленных на Эммануэль, и она объявляет:

– Пресс-конференция закончилась. Всем спасибо.

* * *

И вот, не без труда сбежав от этой шумной своры, они уже в кафе «Греко». Сильвана проводит Эммануэль в дальний зал кафе, называющийся «омнибус»: он слишком узкий. Здесь на стенах висят портреты самых знаменитых посетителей: Гёте, Стендаль, Берлиоз, Бодлер, Лист, Вагнер, д’Аннунцио, Кирико, Хемингуэй. Это место встречи литераторов и художников было основано в 1760 году.

Потом они будут сидеть за столом, уставленным стаканами и чашками, вокруг которого будут тесниться с полдюжины людей. Эммануэль находится в центре, с бесстрастным лицом, но с яростью в сердце. Сильвана, со своей стороны, не делает ничего, чтобы ей помочь. Она наслаждается коктейлем, достает длинную сигарету и забавляется храбрыми потугами Эммануэль. Перед ней сидит женщина в черной шляпе, которая медленно водит руками, покрытыми кольцами и тяжелыми браслетами. «Возможно, она и красива, когда обнажена, но, если судить по ее стилю, было бы лучше, если бы она оставалась одетой», – размышляет Эммануэль.

Вновь и вновь журналист с блокнотом в руке задает вопросы:

– Нет, я не собираюсь разводиться. У меня на это нет ни малейшей причины, а в остальном…

– Речь не идет о бегстве. Скорее это каприз… Разве не говорится «la donna è mobile»[8]в одной из итальянских опер?[9]

– Конечно, мой муж изменяет мне. И я тоже изменяю ему!

– Да, я планирую остаться в Италии на некоторое время.

– Нет, я еще ничего не видела. Кроме очаровательного антикварного магазинчика.

– Да, я купила несколько очень любопытных картин. Двух Гуттузо: я обожаю стиль «Маха обнаженная»[10]. Одного очень яркого Фонтана: белый холст разрезан бритвой и неотразимо напоминает мне женский половой орган. И еще эти этрусские вазы… возможно, сомнительного происхождения, но такие красивые!

– Три миллиона лир, – комментирует Сильвана по-итальянски. – Если она останется, все антиквары района Порта Портезе будут обеспечены работой…[11]