Коммод - Михаил Никитич Ишков

мало заботили самих подданных. Наглядным примером наплевательского отношения к замыслам «философа» мог служить пьяный центурион, позволивший себе выйти из таверны с красной опухшей рожей. На ногах он держался нетвердо и при этом непотребно выражался по поводу стоимости вина, подаваемого в этой забегаловке. Проходивший мимо мальчишка-раб нечаянно наступил ему на ногу. Центурион в сердцах ударил его палкой. Мальчишка взвыл и бросился наутек. Бебий наехал конем на вояку, по привычке выставил вперед и так выдающуюся нижнюю челюсть, спросил:

– Какого легиона?

Центурион был из молодых, на панцире ни фалер, ни лент. Обнаружив перед собой конного легата, подтянулся. Ответил твердо:

– Десятого. Пятая когорта.

– Почему в городе?

– Послан с поручением.

– Так и выполняй поручение, а не шляйся по харчевням.

– Слушаюсь.

Милостью богов успели до грозы.

Императорская ставка представляла собой комплекс зданий, выстроенных на крутом берегу небольшой реки, тоже называемой Виндобона, перед впадением в Данувий огибавшей город с юга. Перед дворцом была установлена колонна, посвященная громовержцу Юпитеру, слева – преторианская казарма и конюшня, справа – сад и служебные помещения. Северный фас бастиона образовывала крепостная стена Виндобоны. Подходы к главной крепости и стенам дворца со стороны поймы перекрывались боем метательных орудий и арбалетов.

Первое, что отметил легат, въехав на внутренний двор замка, – это непривычный шум и неожиданно бойкое многолюдье в замке. При Марке слуг и рабов в замке было раз, два и обчелся, подавляющее большинство составляли люди в военной форме. Прежде здесь было подчеркнуто тихо; даже здания, крыши зданий, опершиеся о колонны, деревья в саду, вписанном в один из углов крепостного укрепления, казались погруженными в какое-то задумчивое, созерцательное состояние. Все тогда ходили неспешно, никто не позволял себе повышать голос, тем более кричать друг на друга, что теперь являлось любимым развлечением многочисленной челяди. Или спорить во всю силу легких, чем занимались возле канцелярии императорские вольноотпущенники. Вокруг них толпились клиенты, лица их были азартны, глаза горели, словно им тоже не терпелось вволю покричать. Рабов, пусть особо важных, состоявших на дворцовых должностях, теперь сопровождали юнцы из того же сословия. Бросалось в глаза обилие женских лиц. Войной здесь и не пахло – у Бебия, опытного офицера, глаз был наметан.

Всадники спешились у конюшен. Мавританцев отвели в казарму. Клеандр, поджидавший легата, повел его в сторону бань, где в крытом зале Коммод упражнялся с оружием. Здесь же находились префект Переннис и два незнакомых Бебию молодых человека. Один из них, по-видимому, принадлежал к римской знати, другой, томного вида, с подкрашенными глазами красавчик, судя по наряду, являлся вольноотпущенником.

– Аве, цезарь, – легат вскинул правую руку.

– А-а, Бебий, – откликнулся Коммод и жестом пригласил гостя подойти ближе. – Переннис утверждает, что не знает фехтовальщика лучше тебя. Покажи-ка нам свое умение.

Бебий искоса глянул на приятеля, однако тот слова не промолвил.

– Рад служить великому цезарю! – отрапортовал Бебий и, как обычно в таких случаях, принял зверский вид.

Это сделать было нетрудно, так как его нижняя челюсть заметно выступала вперед. Стоило Бебию чуть-чуть добавить в выпячивании, как, глядя на него, дрожь пробегала по жилам.

– Перестань, Бебий, – откликнулся император. – Не надо официальщины, мы ведь старые знакомые. Я всегда был уверен в твоей верности, так что давай запросто.

Взгляд у императора на мгновение затуманился, словно в тот момент он увидал что-то далекое, зыбкое, невесомое, что роднило его с Бебием. Он неожиданно и радостно улыбнулся, затем повторил:

– Да… Можешь обращаться ко мне по имени.

– Слушаюсь, Луций.

Теперь засмеялись все четверо, в том числе и Переннис, которому, по-видимому, уже не составляло труда называть императора Луцием.

– Ладно, слушайся, – согласился Коммод. – Знаком ли ты с моими друзьями? Они только что прибыли из Рима. Это – Саотер, вольноотпущенник. Правда хорош? Вылитый Антиной[11]. Саотер родом из Вифинии. Любитель красиво наряжаться, обладает очень чувствительной душой. Муха, севшая на одежду, лучик солнца, проникший сквозь отверстие в зонтике, способны привести его в отчаяние. А это Публий Витразин. Слыхал о Витразине, знаменитом гладиаторе, сумевшем выбиться в богачи и записаться в сословие всадников, а потом его казнили за участие в заговоре Авидия Кассия. Это его сын? Помнится, ты был не в ладах с гладиатором, но ты не робей, я постараюсь защитить тебя от злобных происков этого молодца. Он весьма искусен во всевозможных проказах и интригах.

Молодой Витразин и Бебий обменялись взглядами, оба холодно улыбнулись. Сказать, что Бебий и Витразин Старший были не в ладах, значило безжалостно исказить истину. Не в ладах они были после первой встречи в Карнунте, в ставке Марка Аврелия, а после Антиохии, где Витразин, принимавший участие в заговоре Авидия Кассия, едва не погубил Лонга, они стали врагами, жестокими и беспощадными. Доклад Бебия о том, как бывший гладиатор, а в ту пору богатый вольноотпущенник подвел под жуткую казнь личного телохранителя императора Сегестия Германика, послужил основанием удавить Витразина в тюрьме.

Император прервал воспоминания.

– Итак, Бебий, какие приемы ты предпочитаешь использовать в рукопашном бою? Какими правилами руководству ешься? Кого считаешь величайшим из гладиаторов? Согласен ли с Публием, что его отец Витразин – наилучший боец из всех, кто выступал на арене?

Бебий немного растерялся.

– Государь, в рукопашной схватке важно не количество выученных приемов, а совершенное владение одним-двумя, не более пяти. Главное, отточить их до автоматизма. Правил немного. Первое, колющий удар – наилучший из всех доступных. Тот, кто пытается рубить мечом, подлежит осмеянию. Удар рубящий, с какой бы силой он ни падал, нечасто бывает смертельным, поскольку жизненно важные части тела защищены и оружием, и костями. Наоборот, при колющем ударе достаточно вонзить меч на длину пальца, чтобы рана оказалась смертельной, но при этом необходимо, чтобы клинок вошел в жизненно важные органы. Затем, когда наносится рубящий удар, обнажаются правая рука и правый бок. Колющий удар наносится при прикрытом теле и ранит врага раньше, чем тот успеет заметить.

Он неожиданно прервался и глянул на императора:

– Прости, Луций, ты славишься умением фехтовать, а я рассказываю тебе азбучные истины.

– Пусть Витразин послушает. Он здесь похвалялся гладиаторским искусством. Мы поспорили, что лучший фехтовальщик моей армии справится с любым гладиатором.

– Только не с моим отцом! – воскликнул молодой человек. – Ему не было равных.

– Почему «не было», – пожал плечами Бебий. – Его побеждали Осторий Плавт – это случилось на моих глазах. Однажды его одолел и Сегестий Германик, и только милость толпы и благоволение императора Антонина спасли его. Этого боя я, правда, не видал.

– Они побеждали, используя подлые приемы! – возразил молодой человек.

Бебий усмехнулся:

– В