Отрок. Бешеный Лис - Евгений Красницкий

Болт лег на направляющие, и Мишка осторожно выглянул из-за поклажи, вернее, попытался выглянуть — в шлем снова ударила стрела, да так, что Мишка еле устоял на ногах.

— Петька, не высовывайся, гляди за лесом!

Мишка плюхнулся на живот и осторожно выглянул из-за саней. На опушке леса стоял лучник, внимательно глядя на санный поезд, и размеренно, словно механизм, посылал в сторону саней одну стрелу за другой.

«Ну, снайпер хренов, а про то, что стрелять лежа можно, ты и не знаешь».

Самострел щелкнул, посылая в полет болт, и лучник скрючился, схватившись за живот. Мишка снова взвел оружие и уже смелее глянул поверх поклажи. Справа, сильно хромая, пятился от убитой лошади Немой. На него наседали сразу двое пеших, и Андрей отмахивался от них то мечом, то кистенем, примотанным к левой, искалеченной руке. Откуда-то из санного поезда вылетел болт и ударил в бедро одного из противников Немого. Лесовик вскрикнул и упал на четвереньки.

Мишка перевел взгляд влево — дед крутился на коне, умудряясь противостоять сразу троим конникам. Копья у него уже не было, в щите засели сразу четыре стрелы, а еще одна торчала из передней луки седла — деда явно расстреливали, как мишень в тире, но бывалый профессионал не утка на болоте — и сам уберегся, и коня уберег. Вот и сейчас дед тоже переигрывал противников, видать, кавалеристами они были неважными. Как-то так получалось, что против деда каждый раз оказывался только один всадник, загораживавший при этом деда от двух других. И фехтовальщиком Корней Агеич был отменным: кто бы из троих ни очутился в пределах досягаемости его оружия, тут же оказывался в положении защищающегося, правда, добить противника дед не успевал, приходилось снова бросать коня в сторону.

Наконец, у одного из троих лопнуло терпение, и он, остановив коня, потянул из саадака[4] лук. В него-то Мишка и выпустил очередной болт. Так и не вытащив до конца лук, всадник кувырнулся с коня. Мишка снова согнулся над самострелом.

«Почему никто из близнецов не стреляет? Неужели оба… нет, один выстрел был уже после того, как я снайпера успокоил. Чего ж тогда?..»

Мишка снова поднял взведенный самострел над санями. Второй противник деда, застряв ногой в стремени, волочился по снегу, а с третьим сотник Корней сошелся вплотную. Кони, встав голова к хвосту, кружили на месте, а всадники рубили друг другу щиты в щепки. Впрочем, длилось это недолго, третий дедов противник, взмахнув руками, откинулся на круп коня. Мишка глянул в сторону Немого, и как раз в этот момент Андрей, отведя своим мечом клинок противника в сторону, ударил того поверх щита локтем в лицо. Мишка аж вздрогнул: при медвежьей силище Немого такой удар запросто мог вмять нос чуть ли до самого затылка, а локоть-то еще и в кольчуге. Уложив последнего из нападавших, Андрей сам пошатнулся и тяжело осел в снег.

Мишка закрутил головой, но стрелять было уже не в кого, все закончилось.

«Немой ранен, дед вроде бы цел, Петька тоже цел. Что с остальными? Роська лежит, но шевелится, больше никого не видно. Блин, командовать же надо».

— Стар… — голос предательски сорвался, Мишка прокашлялся. — Старшие пятерок, доложить о потерях!

— Роська… Вон лежит… Вроде живой…

Петр стоял над мертвым мужиком бледный, даже чуть зеленоватый, держась обеими руками за рукоять слишком большого для него меча.

— Ты ратник или девка?! — подражая командному тону деда, рявкнул Мишка. — Быстро проверить и доложить. Да брось ты эту железку, бегом!!!

Петька затрусил вдоль саней, а Мишка обвел глазами и самострелом поле боя, проверяя, не шевелится ли кто-нибудь из нападавших. Окровавленный снег, трупы, кони без всадников… Недалеко от саней на снегу валяются копья, видимо, на копейный удар лесовики к себе не подпустили. Немой, сидя на снегу, что-то делал со своей правой ногой, дед сгорбился в седле, свесив руки, было видно, что он здорово измотан.

«Блин, три руки и три ноги на двоих, а народу накрошили! Раз, два, три, четыре… Потом посчитаем, что там с ребятами? А со мной-то что? Едрит твою… похоже, обмочился! Как же это я? Хорошо, что никто не заметил. А! Не до того сейчас! Что там Петька тянет?»

— Петька! Уснул? Не слышу доклада!

— Иду! — Петька действительно шел, но с совершенно убитым видом, новости, похоже, были совершенно безрадостными.

— Ну?

— Кузька ранен… в ногу, Роська ранен в спину, Меркурий…

— Ну? Да не молчи ты!

— Меркурий убит… — Петька всхлипнул. — Демка тоже…

«Господи, за что! Демка… Как же теперь тете Тане сказать?»

— Все?

— Митрий ранен в голову, Артемий в грудь, как Роська. Минь, пойдем, Кузьку со стрелы снять надо.

— Как это снять? — не понял Мишка.

— Ну пришпилило его, пойдем…

Кузьку действительно пришпилило. Стрела, прошив бедро, вонзилась в доску, на которой он сидел.

— Кузя, ты как?

— Демку… Минь, Демку убили…

«Да, близнецы особенно тяжело переносят смерть братьев, бедняга, даже про свою рану не вспоминает».

— Петр, знаешь, где кузнечный инструмент лежит? Тащи какие-нибудь клещи — стрелу перекусить.

Мишка похлопал по поясу, но третьего кинжала не было. Совсем забыл: еще в Турове Петьке подарил. Вытащил у Кузьки и разрезал на нем одежду. Крови было немного, стрела прошла с внешней стороны бедра и не глубоко, крупные сосуды, видимо, задеты не были.

— Минь, у тебя кровь, — подал голос Кузьма.

— Где?

— Вон, на щеке. Не на этой, слева.

Мишка только сейчас почувствовал жжение на виске, влагу на щеке и на шее. Просунув руку под бармицу, чуть не вскрикнул от боли: пальцы нащупали щепку, вспоровшую кожу на виске и над ухом. Видимо, последняя стрела, попавшая в шлем, расщепилась от удара, и острый обломок дерева как-то пролез под бармицу. Проведя пальцами по краю шлема, Мишка нащупал на железе зазубрину.

«На пару сантиметров ниже — и… А я в горячке и не заметил. Наверно, от удара на какой-то момент потерял сознание, вот в штанах и мокро. Да, сэр, повезло… А Демке…»

— Эти подойдут? — Петька протягивал небольшие клещи с острыми…

«Как это место у клещей называется? Неважно, главное, стрелу перекусить можно».

— Кузя, потерпи немножко, сейчас мы…

— Ох!

— Сейчас, еще чуть-чуть… Ну вот! Все уже.

— Ребята, что тут у вас? — Мишка услышал голос матери и ощутил стыд, про нее-то он и забыл в горячке, даже у Петьки не спросил.