Укрощенный дьявол - Лиз Карлайл

Отчасти причиной послужил портрет, отчасти само это место, этот дом, наполненный воспоминаниями, и отчасти, он должен был признаться себе, она. Ее спокойная, строгая манера поведения была восхитительна, он этого не ожидал, и почему-то ее сдержанность вывела графа из себя. Он ждал ее возле высокого окна, выходившего в верхний двор.

– По крайней мере, вы точны, – заметил он, закрывая свои карманные часы.

– Да, всегда, – просто ответила она. – Чем могу быть вам полезна, милорд?

– Миссис Монтфорд, не могли бы вы объяснить мне некоторые загадки? – В его устах это не прозвучало как просьба.

– Относительно портрета, милорд? – Она сделала несколько шагов внутрь комнаты и с долей высокомерия вздернула подбородок.

– Давайте начнем с самого начала. – Уолрейфен почувствовал, что у него дергается щека. – Прошу вас, скажите, что случилось с моими фламандскими гобеленами? Триста лет они висели в большом зале Кардоу, и вот теперь я приезжаю домой и обнаруживаю, что они просто-напросто исчезли, а на их месте появился портрет, который вам никто не разрешал доставать из кладовой. Я хочу, чтобы его немедленно убрали.

– В течение часа я уберу портрет вашей матери, – без запинки – против его ожидания – спокойно сказала миссис Монтфорд. – И гобелены, безусловно, неповторимы, но они попорчены плесенью и могут пропасть. До них добрались мыши и обгрызли некоторые углы.

– Мыши?..

– Когда я приехала, дом кишел ими, – объяснила она. – Гобелены отправили во Фландрию для восстановления. Несколько месяцев назад я представила вам смету.

Представила? Возможно, черт побери.

– Раз лакеи будут убирать портрет вашей матери, – продолжила миссис Монтфорд, – то, быть может, вы хотите, чтобы портрет леди Делакорт тоже сняли?

Да, Уолрейфен хотел, но сейчас это было бы чрезвычайно неприлично, потому что Сесилия уже видела его.

– Оставьте его, – бросил он. – Но портрет моей матери снимите и ...и упакуйте его. Я не хочу, чтобы он висел здесь. Точнее, я хочу сказать, что ...что заберу его с собой, когда буду уезжать.

Он лгал, и она это понимала. Решительно расправив плечи, она все так же высокомерно и величественно смотрела на него, как леди, одетая в декольтированное бальное платье. Но миссис Монтфорд носила соответствующее ее положению закрытое до самого горла платье из черного бомбазина; на цепочке, опоясывающей ее изящную талию, висела связка ключей, а неистово яркие волосы были покрыты черным кружевным чепцом.

– Я сейчас же упакую его. – Ее тон был холодным и сдержанным. – Есть еще что-нибудь, милорд?

–Да, есть, – мрачно ответил он. – За много лет в прошлом я привык добираться до этой комнаты, просто проходя по южному крылу и поднимаясь по лестнице западной башни. А сейчас я обнаружил, что моя дорога перегорожена досками и брезентом. Это отвратительная свалка, мадам, и я хочу, чтобы ее расчистили и немедленно убрали.

– Убрали? – Ее тон стал резким, и холодное спокойствие исчезло.

– Мадам, – Уолрейфен почувствовал, как боль ножом вонзилась ему в череп, и сжал пальцами висок, – я не получил удовольствия от пятиминутного путешествия через помещения для слуг, которое я был вынужден совершить, чтобы попасть сюда. Вскоре мы будем принимать съезжающихся сюда гостей, и совсем не время заниматься реконструкцией. И хуже всего, что я не помню, чтобы вы просили у меня на это разрешения.

– Это не реконструкция, а просто раскопки, – огрызнулась она, и в ее глазах снова вспыхнул зеленый огонь ненависти.

– Прошу прощения?

– Западная башня обрушилась. – Ее лицо застыло от гнева.

– То есть?.. – переспросил он, выронив из рук карманные часы, которые, раскачиваясь, повисли на цепочке, прикрепленной к кармашку для часов.

– Западная башня, – повторила она, словно разговаривала со слабоумным. – Она упала. А чего вы ожидали, если ничего с ней не делали?

– Если я ничего не делал? – пролепетал он. – Но вы сказали... Я думал... Вы...

– Я написала вам пять писем, – перебила она, прищурив зеленые глаза до узких щелочек, – а они оказались пустой тратой времени. И теперь проход должен быть загорожен с обеих сторон – не для того, милорд, чтобы создать вам неудобства, а для того, чтобы защитить ваших слуг от падающих камней. Один Бог знает, что еще может обрушиться.

– Мадам, – Уолрейфен не полностью понял ее слова, но он понял, что пришло время поставить миссис Монтфорд на место, – мне не нравится ваш тон. Вы намекаете, что я не забочусь о своих слугах?

– Святые небеса! – С нескрываемым негодованием миссис Монтфорд воздела вверх руки. – Неужели вы ничего не поняли? Люди могут работать поблизости! Там играют дети! Это небезопасно, все еще небезопасно. Так что, вы действительно хотите, чтобы эти перегородки убрали? – Ее последние слова прозвучали подстрекательством.

– Вам следовало еще раз написать мне, однако вы этого не сделали. Почему?

– Дальнейшие обсуждения кажутся спорными, – резко ответила миссис Монтфорд, теперь уже дрожа от сдерживаемого гнева. – Я совершенно определенно информировала вас, что башня ненадежна. Теперь природа распорядилась по-своему, и она рухнула сама по себе. Я велела убрать камни и заложить кирпичами проход.

– Но это никуда не годится, – буркнул Уолрейфен. Боже правый, неужели он собирался настаивать на своем? Неужели Кардоу близок к разрушению? Неожиданно оказалось, что он совсем не хочет этого. – Без этой башни нарушится симметрия замка, и, чтобы попасть из одного конца в другой, придется проходить полмили.

– Значит, вы хотите, чтобы ее восстановили? – Ее брови удивленно взлетели вверх.

– Безусловно.

– Я проинформирую компанию «Симпсон и Верней». – Миссис Монтфорд слегка склонила голову, словно она отпускала его.

Симпсон и Верней? Проклятие, это архитекторы! И только тогда Уолрейфен вспомнил ее отчаянную мольбу в последнем письме: «Прошу Вас, сэр, ответьте, следует ли ее снести или укрепить? Я только хочу, чтобы решение было принято, пока она не обрушилась на одного из садовников...»

Уолрейфену стало немного не по себе. Да, ее высокомерие было невыносимо, но, Боже милостивый, он действительно не обращал на нее внимания. И на этот раз разобраться с возникшими проблемами было не в ее силах – возможно, она была хорошей экономкой, но вряд ли она была каменщиком.

– Миссис Монтфорд?

– Да? – Она резко остановилась, уже взявшись за ручку двери, и обернулась.

– Я надеюсь... Так сказать, я надеюсь, что никто не погиб и не покалечился при этом несчастном случае?

– Никто не погиб. – Она немного странно произнесла это последнее слово.

– Хорошо. Это хорошо.

Ничего не говоря, Обри повернулась, чтобы уйти.

Однако Уолрейфену не хотелось ее отпускать. Он не понимал, что с ним случилось и почему он так груб с этой женщиной. На сегодняшний день ее единственной провинностью были ее письма ему и ее упорные попытки заставить его выполнять свои обязанности в Кардоу и в графстве.